воплощает способности, вероятно, направляемые Провидением. Макиавелли не изображает в подробностях эту трижды легитимную форму правления, хотя из его наблюдений касательно французской монархии
[327] нам известно, что многие ее черты были ему знакомы. Единственный пример наследственной власти в этой главе «Государя» взят из истории Италии: это пример герцога Феррарского из дома д’Эсте
[328]. Макиавелли замечает, что подобные семьи — лишь успешные узурпаторы, продержавшиеся достаточное число поколений, чтобы забылась перемена, сопровождавшая их приход к власти
[329]. Между д’Эсте и, например, помазанными на царство Капетингами имеется существенная разница. Однако даже д’Эсте противопоставляются «новому государю». Мы знаем, что «Государь» — это не руководство для королей, хотя некоторые из них и читали его с большим интересом. Это и не трактат об «абсолютной монархии». Абсолютный монарх, как король у Фортескью, правящий
regaliter tantum[330], определялся своим отношением к законодательству, которое составляло часть сложной схемы утверждения его собственной легитимности. «Новый государь» был вовсе лишен легитимности, поэтому его нельзя было назвать королем в привычном для нас смысле. Король не был новым и мог отрицать, что он дитя фортуны, за исключением тех случаев, когда он завоевывал территорию, на которую прежде не имел права. Здесь Макиавелли приводит в пример Фердинанда Арагонского.
Il Principe — работа о «новом государе» (мы знаем это из писем Макиавелли и из самого текста) или скорее о классе политических новаторов, к которому он принадлежит. Новизна его правления означает, что он совершил нечто новое, низвергнув или заменив предшествующую форму правления. Своими действиями он должен был причинить вред множеству людей, которые не смирились с его властью. Те же, кто приветствовал его возвышение, теперь ожидают от него больше, чем он в состоянии дать[331]. Перед нами ситуация, которую принадлежавшие к ottimati современники Макиавелли анализировали в контексте Флоренции: из‐за того что одни настроены враждебно, а другие не удовлетворены, общество дробится, превращаясь в хаос непримиримых и противоборствующих воль, власть правителя лишается законных оснований, а гражданская жизнь становится невозможной. Однако Макиавелли размышляет не конкретно о Флоренции и не о конкретной проблеме гражданского коллектива; его интересуют исключительно отношения между новатором и фортуной. Поэтому никогда нельзя с уверенностью говорить, насколько в замысел Макиавелли входило рассмотрение проблем, с которыми столкнулись вновь оказавшиеся у власти во Флоренции Медичи. Есть некоторые основания предположить, что в «Государе» содержался обращенный к Джулиано и Лоренцо совет приобретать себе владения в других частях Италии, но в этом Медичи мало чем отличались бы от других владетельных семейств. Особенной была их прежняя природа и история их правления Флоренцией, и отчасти именно ее анализ заставлял Гвиччардини, Веттори и Аламанни приписывать вернувшемся к власти Медичи свойства