— Тебе уже пора? — спросил Беркут, когда рассвет яркими красками раскрасил небо.
Они сидели в обнимку в вагончике Беркута, говорили обо всем и ни о чем, строили планы на будущий вечер, целовались и сами же останавливались, потому что не хотели слишком торопиться.
— Да. Пока не время, чтобы родители знали о нас, — вздохнула Стася.
— Я провожу…
— Хорошо. Только приведу себя в порядок.
Каждое утро Беркут доводил Стасю до дома и не уходил, пока она не забиралась по решетке в спальню. Так ему было спокойнее. Она махала ему рукой на прощание и скрывалась за бледно-розовой занавеской. Беркут не видел, но Стася всегда смотрела ему вслед и шла в постель, только когда он уходил.
— Стась, у меня есть для тебя подарок, — улыбнулся он, глядя, как Стася пытается усмирить шоколадные кудри.
— Подарок? — удивилась она и, как маленький ребенок, в нетерпении закусила губу.
— Держи. — Беркут достал из тумбочки коробку без всякой подарочной упаковки и протянул Стасе.
— Телефон?
— Хочу иметь возможность общаться с тобой не только вечерами.
— Спасибо… но я не могу его взять, — чуть помедлив, Стася протянула телефон обратно.
— Чего это? — нахмурился Беркут.
— Я не работаю, сижу на шее родителей, ты полностью платишь за меня в кафе, угощаешь… А теперь телефон. Мы же даже месяца не провстречались!
— Тебя волнует, что я делаю тебе подарки сейчас, потому что считаешь, я на что-то намекаю? Думаешь, я хочу взамен получить…
— Нет, я не думаю о тебе так, — перебила Стася, — но мне неловко, что ты на меня тратишься. Ладно кафе, но телефон…
— Во-первых, ты моя девушка, а девушкам принято дарить подарки. Это нормально. Во-вторых, это недорогая модель. Простой, но качественный смартфон, с играми, интернетом и телефонной книжкой, где уже забит мой номер. А в-третьих… — Беркут подошел к Стасе и положил руки ей на талию, — в-третьих, я схожу с ума оттого, что не могу с тобой связаться. Весь день думаю о тебе и переживаю, что твои родители выкинут очередной фокус. Пожалуйста, возьми телефон, спрячь его от родителей и пиши мне, чтобы я знал — у тебя все хорошо.
— Спасибо…
Назвать благодарностью ту гамму чувств, что бурлила в сердце Стаси, — все равно что не сказать ничего. Ей было плевать на сам телефон, куда важнее, что Беркут за нее искренне переживал, а не играл роль, как родители. Слезы обожгли глаза, но так глупо было плакать. Чтобы Беркут этого не заметил, Стася бросилась ему на шею.
— Эй… — Он подхватил ее и закружил в воздухе. Стасе больше не хотелось плакать, и она громко засмеялась.
И все-таки им пришлось расстаться. Беркут проводил Стасю и, когда она ловко забралась в свою комнату, не спеша направился к себе. Он шел с улыбкой, вспоминая ее пухлые от поцелуев губы, нежные касания, каштановые кудри, вечно щекочущие его, когда Стася устраивается у него на коленях. Ему нестерпимо хотелось большего, трехмесячный целибат давал о себе знать, а рядом с ней сдерживать себя становилось все сложнее.