. Эти паспорта позже помогли семейству натурализоваться во Франции. Так весь род Кошко за рубежом станет
де Кошко.Вот такое оно, лицо истинной эмиграции…
* * *
Этот хлыщеватый тип по имени «Париж» Марину, в общем-то, не ждал. Он не привык ждать, скорее, наоборот: все до сердечных колик добивались его. Но Марина прекрасно знала мужчин такого типа, а потому не добивалась. Поэтесса приехала в Париж, чтобы там какое-то время пожить; с пользой использовать время, отведённое бедному чешскому эмигранту проживать вне страны.
И всё же она восприняла Париж как город, который, возможно, сделает её счастливой. В конце концов, должна же быть какая-то справедливость! Пройти адовы муки, чтобы остаться у разбитого корыта? Тогда к чему всё это – страдания, переезды, новые стихи, наконец?! За три года, проведённых в чешских деревеньках, Цветаева истосковалась по друзьям-литераторам, по городским бульварам, настоящим кафе. Она хотела, чтобы её стихи слышали не только милые сердцу дубравы, но и все эмигранты; поэтесса мечтала дискутировать и печататься. И в Париже такие возможности, без сомнения, были.
Справедливости ради заметим: поначалу у неё всё получалось. Позже первый год, проведённый Цветаевой в Париже, некоторые исследователи назовут «звёздным». И это справедливо. Пражские деревеньки приучили к длительным дистанциям; Париж – открыл второе дыхание. Постепенно малые формы Марина отодвигает в сторону; на переднем плане – масштабные поэмы, глубокие по форме, с историческим подтекстом. Она, наконец-то, дописывает шестую главу «Крысолова». А за окном… «лес фабричных труб, дымящих и дважды в день гудящих»… Как всё это непохоже на тихие холмы чешских деревень. Тем не менее «Поэма Воздуха», «Красный бычок», «Перекоп», «Сибирь» – всё написано там, во французской эмиграции. После странной смерти в ленинградской гостинице Сергея Есенина начала собирать материал для написания поэмы-реквиема о великом поэте.
Январь 1926 года, первый парижский творческий вечер Цветаевой. Зал в Данфер-Рошро (Denfert-Rochereau), д. 79, заполнен до отказа; десятки людей, не сумев достать входной билет, ушли ни с чем. Зато те, кто занял места в зале, были очарованы Мариной. В новеньком платье, чуть бледная, с румянцем на щеках, она читала им свои стихи. Наконец-то её слушают! Внимательно, одухотворённо, затаив дыхание. И Марина читает им свои московские строки из «Лебединого стана»:
– Где лебеди? – А лебеди ушли.
– А вороны? – А вороны – остались.
– Куда ушли? – Куда и журавли.
– Зачем ушли? – Чтоб крылья не достались.