– А папа где? – Спи, спи, за нами Сон,
Сон на степном коне сейчас приедет.
– Куда возьмёт? – На лебединый Дон.
Там у меня – ты знаешь? – белый лебедь…
Краем глаза она видит, кто-то смахнул слезу; мужчины (многие бывшие военные) сидят недвижимо – они словно вновь очутились там, в донских степях…
Я эту книгу поручаю ветру
И встречным журавлям.
Давным-давно – перекричать разлуку —
Я голос сорвала.
Я эту книгу, как бутылку в волны,
Кидаю в вихрь войн.
Пусть странствует она – свечой под праздник —
Вот так: из длани в длань.
О ветер, ветер, верный мой свидетель,
До милых донеси,
Что еженощно я во сне свершаю
Путь – с Севера на Юг.
Новые стихи слушателям понравились. Но самыми пронзительными, конечно, оказались те, что были написаны на родине. Восторженная публика рукоплещет! Вечер удался.
Но, как это часто бывает, Талант – в горле кость для посредственностей. Париж – словно двуликий Янус, где слава и зависть идут под руку. Цветаевой открыто завидуют. Вокруг талантливого рано или поздно возникает вакуум.
«После этого вечера число Марининых недоброжелателей здесь возросло чрезвычайно, – писал Сергей Эфрон Валентину Булгакову. – Поэты и поэтики, прозаики из маститых и немаститых негодуют».
Что ж, бурная река не бывает без порогов…
И Марина опять одна. Наедине с«посудой, метлой и котлетами». Из-под пера выпархивают отчаянные строки, ставшие основой «Поэмы лестницы»:
В доме, где по ночам не спят,
Каждая лестница водопад…
Нет, дети, конечно, с нею; а вот Сергея рядом нет. Муж остался в Праге работать над диссертацией. Всё чешское пособие она оставляет Эфрону. В Париже остановится в квартире своей знакомой – Ольги Колбасиной-Черновой. Что ж, комната в «столице мира», уже неплохо. А на Рождество в Париж приехал Эфрон.
Как известно, судьба подкидывает каждому столько, сколько её избранник способен вынести. Сергей был измучен и растерян: будущее представлялось в тумане. И вот – удача! Эфрону предлагают организовать эмигрантский литературный журнал «Вёрсты». Главным спонсором выступил князь Святополк-Мирский. Эфрон не верит своему счастью: журнал – это работа и деньги.
Уже в июле выходит первый номер «Вёрст», по отзывам, тянувший на целый альманах. Правда, с явным душком «евразийства». Ничего удивительного, что в первые месяцы пребывания Эфрона в Париже у него как бы открылось «второе дыхание»: он не только занимается редактированием журнальных статей, но и подрабатывает в массовке в кино, даёт какие-то уроки. Одним словом, крутится.
И всё бы ничего, если б журнал завоевал популярность. Евразийские мудрствования о русской революции, так и не понятой на Западе, мало кого интересовали («хватит, сыты по горло!»).