К счастью для наших эмигрантов, всё обошлось…
* * *
Цветаева переживала вместе со всеми. Правда, паковать чемоданы пока не собиралась. Да и не до того было. Она вновь… влюбилась. Творческому человеку, наделённому особым даром видения, невозможно без этого. И если мужчина в таких случаях не может жить без Музы, то женщина – без новой Любви.
В Праге Марина встречалась с Родзевичем. По крайней мере, эти двое были одного возраста и схожего мировоззрения. А вот в Париже Любовь явилась в лице малоопытного юноши, едва-едва начавшего корпеть над «страстными» виршами. Этим мальчиком, покорившим сердце зрелого Поэта, стал некто Николай Гронский. «Колюшке», как называла его Марина, всего восемнадцать (напомню, Цветаевой на тот момент далеко за тридцать); правда, он влюбился в Музу весь без остатка, восприняв её такой, какая она была, любя «безропотно и нежно». Мальчик настолько привязывается к зрелой женщине, что незаметно становится частью её быта: убирается в квартире, выводит из мебели блох и клопов, моет посуду, вместе с трубочистом решает проблему забитого дымохода. Этакий паж при Фее. И, надо сказать, Фея отнюдь не стесняется эксплуатировать своего преданного воздыхателя.
Хотя – не только эксплуатирует. Но и дорожит им, даже волнуется. Когда в июле 1930 года Коля в своём письме даст понять, что«Ирина Карсавина, кажется, от нечего делать влюбилась в меня», та насторожилась. «Пишите – как дела с Ир. К.»… Цветаева ревнует. После этого переписка между любовниками заметно активизировалась.
Вопреки расхожему мнению о том, что муж об изменах жены узнаёт одним из последних, Эфрон об очередном увлечении супруги всегда узнаёт одним из первых. Вот и о Гронском он догадывается сразу. И даже предлагает мальчику-любовнику передать «кое-что для жены», когда узнаёт, что тот собирается ехать на побережье в Понтайяк, где Марина отдыхала с детьми.
И в этом весь Эфрон. Правда, к началу тридцатых он был уже не тот. Что-то окончательно разладилось в их отношениях с Мариной. Внешне они по-прежнему оставались любящими мужем и женой; но искренности уже не осталось и следа. И мальчик Гронский здесь был ни при чём. После романа Марины с Родзевичем супруги как бы заиндевели друг к другу. Нетрудно догадаться – почему.
Из глубины морей поднявшееся имя,
Возлюбленное мной, как церковь на дне моря.
С тобою быть хочу во сне – на дне хранимым
В глубинных недрах Твоего простора.
Так, веки затворив, века на дне песчаном,
Ушед в просторный сон с собором чёрным,
Я буду повторять во сне – «Осанна!»
И ангелы морей мне будут вторить хором.