Павел Наумович и Г. А. Гуковский сотрудничали в «Библиотеке поэта», готовя и комментируя стихотворения поэтов XVIII века, совместно работали и в группе «XVIII век», уважали друг друга как специалистов и были взаимно дружески расположены. На наш экзамен по своему курсу литературы XVIII века Григорий Александрович пригласил П. Н. Беркова в качестве ассистента. Тут мы впервые познакомились с Павлом Наумовичем. Знакомство это сопровождалось комическим эпизодом. В своих лекциях Гуковский говорил нам о современной научной литературе и иногда полемизировал с той или иной работой. В одной из лекций он спорил с автором статьи о Тредиаковском С. М. Бонди. Перед экзаменом разнесся слух, что экзамен вместе с Григорием Александровичем будет принимать очень строгий преподаватель С. М. Бонди. Правдой в этом слухе было только то, что ассистент — П. Н. Берков — был очень строгим экзаменатором. Моей подруге Нелли Рабкиной (Наумовой) достался билет с вопросом о Тредиаковском. Она стала добросовестно излагать то, что на лекции говорил нам Гуковский, и пересказывать его возражения на статью в томе «Библиотеки поэта». Автора статьи она не называла, так как была уверена, что ее экзаменует именно он. Павел Наумович, любивший точность, спросил студентку: «Кто автор статьи?». Она робко ответила: «Автор этой статьи вы». Берков возразил: «Нет, это статья Бонди». Она в ответ: «Так вы же и есть Бонди». Павел Наумович снова возразил: «Нет, я не Бонди, я — Берков». А она: «Нет, вы Бонди». Вот при таких обстоятельствах я познакомилась с Павлом Наумовичем. Моему приятелю, очень талантливому студенту, который, к сожалению, погиб потом на войне, Павел Наумович задал вопрос: «Почему у Я. Б. Княжнина в трагедии „Вадим Новгородский“ герой назван Рурик, а не Рюрик?». Студент, считавшийся эрудитом на курсе, этого не знал и ужасно огорчился. Спросили Григория Александровича — он тоже этого не знал. А у Павла Наумовича не посмели спросить, а он, конечно, имел свои соображения. Можно предположить, что это что-нибудь связанное с источниками, по которым Княжнин знакомился с историей. Так это и осталось загадкой — «почему Рурик?».
На следующий год Павел Наумович читал нам курс источниковедения. В своем огромном портфеле он приносил все справочники и библиографии, раскладывал их на столе и рассказывал об особенностях и назначении каждой из этих книг. Он говорил о них с любовью и даже нежностью, которая нам, еще не имевшим опыта самостоятельной работы, была не до конца понятна. Но то уважение и теплота, с которой он характеризовал составителей этих справочных изданий, говорили об их научном подвиге, воздействовали на наши чувства. Впоследствии в своей содержательной книге «О людях и книгах» (М., 1965) он опубликовал некоторые из этих рассказов. В это время мы с ним уже постоянно обменивались нашими статьями и книгами, когда они выходили. И эту книгу Павел Наумович тоже подарил мне.