Углубленному усвоению курса литературы XVIII века и дальнейшему нашему образованию способствовало также осуществление большого культурного и издательского проекта «Библиотека поэта». По статьям Беркова и Гуковского в томах «Библиотеки поэта», а также по статьям и комментариям других авторов в этих томах (С. М. Бонди, И. А. Виноградова, Б. В. Томашевского, В. А. Десницкого, Б. И. Коплана, В. А. Гофмана и других) мы учились. По ходу этого учения мы ознакомились и с монументальной монографией П. Н. Беркова «Ломоносов и литературная полемика его времени, 1750–1765» (М.; Л., 1936), которая широко открывала перед нами конкретные факты литературной жизни XVIII века, разысканные и осмысленные ученым. Появились и работы П. Н. Беркова по истории книги, стихосложения, отчасти примыкавшие к его трудам по истории литературы XVIII века. Авторитет П. Н. Беркова рос в научном обществе в годы нашего университетского созревания. Этому созреванию способствовали работы наших учителей и их труды, в том числе статьи, подготовка текстов писателей и комментарии к ним. Впервые появлялась возможность знакомства с творчеством писателей, участвовавших в становлении новой русской литературы и языка поэзии, по текстам их произведений.
Активизация научно-исследовательской мысли и расширение фактической базы науки приводили к формированию разных точек зрения ученых и к плодотворным дискуссиям. Так, например, картина интеллектуальной жизни русского общества XVIII века в трудах Г. А. Гуковского и П. Н. Беркова выглядела, как уже было сказано выше, по-разному, при этом каждый из них был по-своему прав. Гуковский главным «собеседником» русских деятелей искусства считал французскую литературу, а Берков — немецкую. И когда Павел Наумович цитировал Ломоносова, то тот представал прежде всего как ученый человек и поэт науки. Ломоносов своему оппоненту бросал: «Кто ты есть, говори со мной по-латыни!». Павел Наумович и сам писал латинские стихи. Ломоносов Гуковского был поэт неудержимого поэтического вдохновения и фантазии, строивший целый мир из метафор, чтобы выразить свой идеал монарха, возглавляющего деятельный и мужественный народ, познающий и созидающий. Он знал французскую оду, прославляющую французский абсолютизм, но противопоставил ей собственные оды со своей оригинальной поэтической системой, соответствующие своему социальному идеалу. Оба ученых — и Гуковский, и Берков — видели, что новаторское развитие русской литературы происходило на фоне широких процессов движения мировой культуры.
По своему внешнему облику и манере поведения Павел Наумович был человеком воспитания XIX века. Это поколение мы еще застали, так воспитан был и мой отец. А. П. Чехов в письме к своему брату, излагая, как должен вести себя воспитанный человек, рассказывал именно о людях этого типа. XX век принес другие представления о нормах поведения интеллигентного человека. Сейчас идеалом кажется «раскованность». А люди типа Павла Наумовича считали нормой для себя сдержанность. И если сейчас думают, что «раскованность» — знак свободы, то тогда свободу эти люди понимали как самообладание и независимость. Это были люди великого самообладания, которое Павел Наумович, как известно, неоднократно проявлял.