О Юре можно сказать словами Гёте: «Vom Vater hab' ich die Statur, | des Lebens ernstes Führen | vom Mütterchen die Frohnatur, | Und Lust zu fabulieren». Наш отец действительно был человек хорошего тона, изящный и уязвимый. Он нередко бывал грустен и искал у мамы моральной поддержки, хотя при этом был большим юмористом и любил веселье. Но веселым он чаще всего бывал в обществе детей. Он как бы уходил в это общество от грубых проявлений жизни, глубоко его ранивших. Мама же воспринимала жизнь с ее жесткостью смело и управляла семьей, как маленьким кораблем в бурном море. У нее был одесский темперамент. Впоследствии Юра, переживший много опасностей, тревог, непосильных нагрузок и несправедливости, говорил мне: «Ты видела меня когда-нибудь грустным?». Уже во время тяжелых, беспрерывно преследовавших его болезней на вопрос о том, как он себя чувствует, он неизменно отвечал: «Очень хорошо». За день до того, как он потерял сознание перед смертью, он вдруг почувствовал себя очень хорошо, как будто заново родился. Так было перед смертью и с нашим отцом. Юра сейчас же попросил дежурившую около него Любу Киселеву, его ученицу, позвонить нам из Тарту в Ленинград и сказать нам, что он хорошо себя чувствует, чтобы мы пережили еще раз счастье надежды. Это было еще не последнее проявление его поразительной способности понимать душу другого человека, сопереживать. В последние часы своей жизни он сказал своему врачу Светлане Николаевне Денкс: «Я сегодня ночью, наверно, умру. Не огорчайтесь. Это бывает с больными. Не могут же все выздоравливать!». Говорят: «Каков в колыбельке, таков и в могилке». Необыкновенная чуткость и способность понимать другого человека, которая дала ему впоследствии дар понимать писателей, культуру и психологию целых исторических эпох, проявлялась с самого раннего детства и не покидала его в самых жестоких обстоятельствах, которые, казалось бы, должны были заставить его думать о себе, а не о других.
Совсем дитя, Юра, снисходя к моему несчастью, частому нечаянному битью посуды, предлагал: «Ребяточки, я скажу, что это я разбил чашку, меня не накажут, я маленький». Совсем еще маленьким, получая в виде привилегии, как младший в семье, мандаринку, он делил ее на дольки, с беспокойством подсчитывая, всем ли достанется. Выручал он нас и тогда, когда мама, сознавая, что нам не хватает питания — витаминов и жиров — заставляла нас пить рыбий жир, причем каждому наливалась стопка. Юра, конечно, в тайне от мамы, брался выпивать за всех рыбий жир и исправно уничтожал его, но, как потом, когда под буфетом было обнаружено большое жирное пятно, выяснилось, выливал рыбий жир в щелку в полу.