В апогее травли Б. М. он, обижаясь как человек на это свинство, сохранял во взгляде на него и исторический масштаб, и юмор. В момент, когда Б. М. только что вышел из больницы и можно было опасаться за его весьма хрупкое здоровье, появилась статья Докусова «Против клеветы на великих русских писателей» («Звезда», 1949, 8, с. 181–189). Статья содержала политический донос на Б. М. вплоть до обвинения его в троцкизме, что было совершеннейшей неправдой. Врачи разрешали Б. М. выходить лишь на 10 минут в день на прогулку. Его отшельнический образ жизни подал его друзьям надежду на то, что удастся скрыть от него этот журнал. Каков же был ужас его ученика Эрика Найдича, когда он, придя к Б. М., увидел у него на диване это издание! Б. М. купил его в газетном ларьке. Он пояснил: «А я всегда сохраняю подобные факты и документы эпохи». Он рассказал о случае, когда вступил в литературную полемику с Троцким, и как его одернул Лебедев-Полянский, напечатав в то время в одной из газет статью, в которой были слова: «Мы не позволим какому-то Эйхенбауму топать ногой на Троцкого». Б. М. констатировал, что впоследствии он иногда замечал во взгляде на него Лебедева-Полянского некоторую робость, так как оба они помнили этот случай.
Когда нам сообщили поздним вечером, что Б. М. тяжело болен, что он при смерти, наша мама сразу сказала: «Надо сейчас же к нему идти». Попутно замечу, что во время блокады мама посылала мою сестру Лялю (Викторию Михайловну), которая тогда работала квартирным врачом, обойти всех больных мужчин в доме и сделать им уколы камфары. Ляля сама была измученная во время войны и блокады, приходила с тяжелой работы, хотела отдохнуть. Но мама накидывала на нее пальто и просила пойти. Мы пришли к Б. М. От него уходил врач, выхоленный, нарядный мужчина, который перед уходом долго смотрелся в зеркало, поправляя шляпу. Его вердикт был ужасным: никакой надежды нет. Виктория осмотрела Б. М. и пришла к выводу, что ситуация действительно очень тяжелая, но она все же пробовала действовать. Здесь сказались ее решительность и профессиональное умение. Она послала Эрика Найдича за лекарством в аптеку у Московского вокзала (там ночью была дежурная, и можно было приобрести необходимые ампулы). После укола Б. М. стала немного лучше. Его организм стал сопротивляться. С тех пор Виктория Михайловна посещала Б. М. в течение его долгой и тяжелой болезни каждый день. После выздоровления Б. М. подарил ей свою фотографию с надписью: «Жив!?». Б. М. посещали многие ученые, которые работали с ним, и квартира больного вскоре стала местом встреч с друзьями. Мне запомнились такие постоянные посетители Б. М., как Николай Иванович Мордовченко, Владимир Николаевич Орлов, Михаил Эммануилович Козаков (писатель, отец известного артиста) и другие. Люди, которые навещали больного Б. М., знали о его тяжелом материальном положении; из «критики» в его адрес были сделаны «оргвыводы»: он был уволен со всех должностей и лишился всех договоров. Семья его осталась без всяких средств. Очевидно, ему по мере сил помогали, но это не афишировалось, и конкретные случаи мне как-то не запомнились.