Особенно интересное приключение у меня вышло со статьей «Достоевский и Помяловский», которую я тоже попросила прочесть И. Г. как самого авторитетного исследователя творчества Помяловского. Я высказала мысль о том, что опубликованные после смерти писателя другом Помяловского Н. А. Благовещенским материалы — замыслы, незаконченные произведения «Пьяненькие», «Брат и сестра», а также рассказ о жизни и характере Помяловского — произвели большое впечатление на Достоевского, так как содержали яркий материал о типах разночинцев, о «нигилистах», проблема которых очень волновала Достоевского. Отражение впечатлений от этих материалов я находила в «Преступлении и наказании», в истории семьи Мармеладовых («Пьяненькие»), сходной по сюжету с произведением Помяловского «Брат и сестра». Сходство между Достоевским и Помяловским я усмотрела и в трактовке образа нигилиста, страдающего безбожника-циника (у Помяловского Череванин), а также в эпизодах философского разговора идеалиста и пессимиста в трактире (ср. «Pro и contra» в «Братьях Карамазовых»). Одно совпадение я не включила в свой анализ, так как побоялась Ямпольского. Мне казалось, что он скажет, как это бывает, что у меня нет бесспорных доказательств. Речь идет об эпизоде «сходки»-вечеринки, где разночинная интеллигенция, собравшись, ведет принципиальные споры, в «Преступлении и наказании» и «Молотове». И. Г., признав убедительность моих сопоставлений Достоевского и Помяловского, выразил согласие со мной в совершенно необычной форме: он написал специальную статью, где дополнил мои наблюдения сообщением о сходстве эпизодов вечеринки в произведениях Достоевского и Помяловского, о котором я не решилась написать. Этот случай произвел на меня большое впечатление, отразившееся в шуточном стихотворении, которое я надписала на оттиске статьи «Достоевский и Помяловский», подаренном мной Вадиму Эразмовичу Вацуре. Там есть такие слова:
«В них убедительной Ямпол / Признал аргументацию».
7. Григорий Абрамович Бялый в моей памяти
С Григорием Абрамовичем Бялым я познакомилась в 1939 году, когда поступила в аспирантуру Пушкинского Дома, а Григорий Абрамович только что защитил докторскую диссертацию. Он был молод, я лет на десять моложе его, и всю жизнь продолжала воспринимать его как молодого человека, хотя с годами его густые волосы превратились из угольно-черных в серебристо-белые. Научная среда воспринимала его докторскую защиту как сенсацию — он казался слишком молодым, и в Пушкинском Доме его дразнили «доктор Бялый», это стало как бы его официальным званием. Я же была девушкой бойкой, веселой, не без апломба. Скромному, сдержанному и тихому Григорию Абрамовичу меня своеобразно «отрекомендовал» далеко не тихий кумир студенчества Григорий Александрович Гуковский. Принятому в это время в университет в качестве лектора Григорию Абрамовичу Гуковский сказал: «Тебе повезло. Ты пришел в университет, когда его окончила девочка, которая задает вопросы». Девочкой была я, и вопросы я задавала не потому, что чего-либо не понимала, а потому, что хотела «раззадорить» любимого лектора, заставить его еще что-нибудь сказать сверх сказанного. Моим научным руководителем в аспирантуре был Василий Васильевич Гиппиус. Ему принадлежит сонет-акростих, посвященный докторской защите Григория Абрамовича.