Нота президента Вильсона, прочитанная американскому сенату 22 января, заключала в себе выяснение целей войны, которые преследовались нашими врагами. В этих целях Вильсон усмотрел более соответствующее основание для хлопот о мире, чем в нашей дипломатической ноте, которая ограничивалась только согласием на продолжение мирных шагов. Это поведение президента еще более поколебало мою веру в его беспристрастие. Я напрасно искал в красноречивых словах его доклада отклонения попытки наших противников третировать нас как людей низшей категории. Фраза о восстановлении единой независимой и самостоятельной Польши также вызывала во мне тревогу. Это было направлено и против Австрии, и против нас, заставляя Австро-Венгрию отказаться от Галиции и намечая для Германии потерю областей или потерю ее верховных прав. Можно ли было еще говорить о нейтральном отношении посредника Вильсона к срединным державам? Нота походила скорее на призыв к войне, чем на шаг к миру. Доверившись политике президента, мы по наклонной плоскости докатились бы до такого мира, при котором потеряли бы свою политическую, экономическую и военную самостоятельность. Согласись мы на первый шаг, мы в политическом отношении постепенно скатились бы в пропасть и в конце концов вынуждены были бы на военную капитуляцию.
В октябре 1918 года я узнал из газет, что президент Вильсон непосредственно после опубликования ноты сената 22 января 1917 г. приказал передать немецкому посланнику в Вашингтоне о своей готовности начать официальное посредничество о мире. Донесение об этом дошло до Берлина 28 января. Об этом шаге Вильсона я ничего не слыхал до осени 1918 года. Я до сих пор не знаю, что было этому причиной — ошибка ли или сплетение неблагоприятных обстоятельств. По моему мнению, уже в конце января 1917 года нельзя было предотвратить войну с Америкой. Вильсон в это время знал о наших намерениях с 1 февраля начать широкую подводную войну. Не может быть сомнения, что президент знал также, что Англия перехватила и дешифровала нашу телеграмму об этом немецкому послу в Вашингтоне. Он знал также содержание и других наших телеграмм. Нота сената от 22 января и последовавшее за этим предложение мирного посредничества этим достаточно характеризуются. Бедствие надвигалось. Оно уже не могло быть предотвращено нашим объявлением от 29 января о том, что мы готовы немедленно прекратить подводную войну, если в результате усилий президента удастся заложить основу для мирных переговоров.
События 1918 и 1919 годов совершенно подтверждают мою тогдашнюю точку зрения, во всех отношениях разделяемую моим главным генерал-квартирмейстером.