В качестве активного солдата я стоял вдали от повседневных вопросов внутренней политики. И с переходом моим на покой я подходил к ним только как спокойный наблюдатель. Для меня было непонятно, как можно было допускать, чтобы общее благо отечества отодвигалось на задний план довольно мелкими партийными интересами. Мои политические убеждения выросли на этико-политической почве эпохи нашего великого старого короля, с ней я сплелся и мыслями, и волей. Переживания теперешней войны не расположили меня в пользу перемен в духе новейшего времени. Мои симпатии были на стороне сильного замкнутого государства в духе Бисмарка. Дисциплину и труд в своем отечестве я ставил выше всех космополитических фантазий. Я не признавал также прав за теми гражданами, которые не несли в той же мере и обязанностей.
На войне я думал только о войне: все препятствия, которые встречало на своем пути военное командование, должны были ввиду серьезности положения резко устраняться. Так делали наши враги, и нам надлежало брать с них пример. К сожалению, мы этого не делали, а заразились бреднями о международной справедливости, вместо того чтобы на первое место поставить любовь к родине и стремление укрепить ее в борьбе за существование.
Во время войны высшему военному командованию приходилось заниматься разрешением и вопросов внутренней жизни государства, в особенности хозяйственных. Мы к этому не стремились, это надвинулось на нас вопреки нашему желанию. Не было возможности размежевать экономические задачи страны от задач чисто военного характера. Я защищал широкий экономический план, носивший мое имя, с полной ответственностью за его содержание. Единственно, чем я руководился, вырабатывая его, — это желанием удовлетворить потребности наших солдат полностью. Другую точку зрения я бы считал грехом перед нашей армией и нашим отечеством. После войны моей программе был брошен упрек в том, что она продиктована отчаянием.
Бросивший эту фразу совершенно ошибается в настроении, которое влияло на возникновение этой программы. Я принимал горячее участие в выработке закона о военной вспомогательной службе. В трудный для отечества момент, по-моему, должны были быть призваны к служению ему не только боеспособные, но и все трудоспособные мужчины, и даже женщины. Я думал, что такой закон вызовет к жизни не только индивидуальные, но и нравственные силы, которые можно будет бросить на чашки весов в войне. При проведении его в жизнь, закон, правда, дал гораздо более скромные результаты, чем те, о которых я мечтал. Это разочарование заставило меня пожалеть, что мы не шли к нашей цели исходя из существующего законодательства, как это предлагалось некоторыми. Идея обратить принятие закона в демонстрацию единодушия всего немецкого народа, внушительную по размерам, заставила меня проглядеть влияние внутренних политических отношений. Закон был проведен на почве требований внутренних политических и торговых отношений, а не на основе глубокого патриотического настроения.