Сережа вышел из автобуса через заднюю дверь и, обойдя его, стал переходить на другую сторону. Он пошел и, наверное, не смотрел по сторонам, наверное, он думал совсем о другом... или просто слишком устал... или был пьян. Пожарная машина неслась без сирены и на полной скорости, шофер заметил Сережу, вышедшего на проезжую часть из-за автобуса, слишком поздно, а он тоже увидел и попытался отступить назад, попятился, но попал ногой на лед, поскользнулся - и упал на дорогу ногами вперед. Автобус еще не успел отойти, и те, кто сидел у окна с той стороны, видели... Парень, который разбудил его на нужной остановке, выскочил из автобуса первый и первый увидел то, что лежало на дороге. Он подходил на ватных ногах, а в стоящем автобусе какая-то женщина истерично кричала на одной ноте:
- А-а-а... Господи, Господи, Господи, Господи... А-а-а!!
Когда-то Вера, потеряв свою мать, сказала Кире, что вместе с матерью в ней самой разрушился, погиб навеки целый слой жизни. "Я тогда тоже немножко умерла вместе с ней", - поделилась Вера. В Кире смерть матери не произвела таких разрушительных действий, и сознание этого причиняло боль; она тогда пережила внезапное потрясение от полной неподготовленности к ее смерти, погоревала, а потом успокоилась и стала жить дальше. К тому же у нее появился Сережа...
Услышав звонок в дверь, она подумала, что это он, и удивилась - зачем ему звонить, когда есть ключ. И снова удивилась, увидев в дверях незнакомого испуганного парня... Тут же, в прихожей у раскрытой двери она потеряла сознание; была у нее такая спасительная особенность - падать в обморок, давая себе мгновенную передышку... только обморок тем и отличается от смерти, что не длится вечно. Потом она оказалась на кухне сидящей на стуле и была почему-то мокрая - наверное, этот парень облил ее, чтобы она очнулась. Именно тогда он и сказал ей:
- Если бы я знал, я бы не стал его будить - пусть бы он проехал!
Дальнейшая последовательность событий, до самых Сережиных похорон, выпала из памяти, но день похорон она запомнила.
У Сережиной матери под Ленинградом, в одном из тихих дачных местечек, был старый дом, в тех местах она и решила похоронить сына - на маленьком лесном кладбище, подальше от городского шума и суеты, от людской толпы и мчащихся без сирены пожарных машин.
На кладбище они приехали в ослепительный солнечный морозный день, и вдруг как будто кто-то посторонний шепнул ей в самое ухо: "Мороз и солнце, день чудесный..." И она прерывисто вздохнула, как перед плачем.
Народу собралось неожиданно много: была его первая жена, был сын, этот мальчик с романтической внешностью Уилфреда Айвенго; мелькнуло тщательно выбритое лицо бывшего старшего научного сотрудника Киселева... К ней протолкалась Натка, посмотрела красными распухшими глазами и вдруг сказала: