— Об этом вам нужно спросить его.
— Спрошу. Значит, вы совсем не продолжали расследовать убийство Альфи и Николетт? — спросила она осуждающе.
— Нет, — покачал головой он. — Они не хотели меня к нему подпускать. Я знаю, что они какое-то время присматривались к местному дилеру, даже, по-моему, арестовали его, но это все безрезультатно заглохло.
— У меня есть отчет, — кивнула Маршалл.
— Еще были подозрительные типы, жившие через дорогу от развлекательного центра, — вспомнил он, — но к тому времени полиция уже хваталась за последние соломинки. Плохих людей достаточно, но это не значит, что они те, кто нам нужен.
— Я собираюсь поговорить с девушкой Генри Долана, — сказала Маршалл, раздумывая вслух, — посмотрю, что она знает о том, как он гулял за руку с незнакомыми мужчинами в темных парках. Потом я хочу узнать, где сейчас Роберт Коутс. Он был главным подозреваемым как тогда, так и сейчас.
— А что насчет Тобиаса Слипа? — спросил Винтер. — Мы списываем его со счетов только из-за расплывчатого описания Джимми Меткалфа из воспоминания семилетней давности?
— Не только поэтому. — Маршалл кивнула в сторону могильного камня, у которого они остановились, пока ветер шелестел в кронах деревьев.
Тобиас Персиваль Слип
1932–1996
Предан своей работе
— Это все еще мог быть он, — заметил Винтер, с презрением читая надпись.
— Мог быть, — согласилась Маршалл, слегка побледнев. — Боже, надеюсь, это был он. Но мне нужно знать наверняка.
Воскресенье
Винтер проснулся в темноте.
Взмокнув от пота, он осознал, что сел в кроввати, отброшенное одеяло валялось раздутой кучей на другом конце комнаты. Все еще тяжело дыша, он панически потянулся к своим ногам, чувствуя необходимость проверить, что они на месте, прежде чем включить лампу и увидеть блеклые четыре стены, не приносящие успокоения.
— Черт, — прошептал он, протирая глаза, вылез из кровати и подошел к окну, выглядывая на все еще темную улицу, где единственным признаком жизни являлся шум в пекарне внизу, уже работающей вовсю.
Когда он отпустил штору, обрамленная награда, стоявшая на подоконнике, упала стеклом вниз на ковер. Его подмывало ее там и оставить, но он наклонился поднять ее, думая, зачем он вообще так долго ее хранил — хвалу его «смелости», постоянное напоминание о ночи, которую он хотел забыть.
Каким он был смелым, глядя, как его напарница умирает на дороге, как животное.
Как смело он плакал, сжимая края раны на ноге Чеймберса.
И какую отвагу проявил во время пяти разных перерывов в работе, потому что у него не хватило мужества справиться со своими воспоминаниями.