— Ну что, Джеймс! В этот раз я не убегу.
Брайан ткнулся носом в щеку Джеймсу. Чужой запах.
— Скажи чего-нибудь, Джеймс! Ну же, Джеймс! Не будь ты занудой!
Взяв лицо Джеймса обеими руками, Брайан стал его трясти. Хлопал его по щекам:
— Скажи чего-нибудь!
Брайан не стал сопротивляться, когда Петра выпрямилась и оттолкнула его. Ее презрения и отчаяния он в данный момент не понимал.
Она снова обняла любимого человека. Он не отреагировал. В преклонившем колени человеке не было ни Герхарта, ни Эриха, ни Джеймса.
Видя отчаяние Петры, Лорин дала волю слезам, в это время Брайан лег спиной на мокрую от росы траву и засмеялся. Потом просвистел пару куплетов и снова засмеялся.
Блаженное опьянение.
Вспомнил он по кусочкам. Песенку, которую мальчишки сделали своим гимном. Вспомнил слова — нелогичные, безумные и не имеющие смысла.
— I don’t know what they have to say, it makes no difference anyway! — горланил Брайан, хохоча над бессмыслицей.
Несмотря на лунный свет, звездное небо казалось бесконечно глубоким и величественным. Значение всего, что произошло, темнота утянула во вселенную и поглотила. Брайан улегся на бок, глядя на друга детства, и пел — словно вернулось прошлое. Всплывали обрывочные воспоминания, как они детьми лазили по утесам в Дувре. Бриз, дующий с моря, тепло и запах мочи, предательски шедший от ширинки его шорт.
— Помнишь, Джеймс? — засмеялся он и запел снова: — I’m against it!
Лорин села рядом на корточки и слегка потянула его — он горланил свою песню так, что от Шварцвальда отдавалось эхо. «Your proposition may be good, but let’s have one thing understood. Whatever it is, I’m against it!»
Допев, он начал сначала. В конце он облегченно расхохотался.
В нескольких метрах от него в объятиях Петры лежало неподвижное тело. Подняв голову, она посмотрела на Брайана так, будто он осквернил священный момент. Лицо у нее было заплаканное, постаревшее. Когда она положила голову на плечо Джеймса, его тело дернулось. Она тут же отпрянула, будто ее ударило током. Пока он не потерял сознание, она изо всех сил обнимала его. Из груди Джеймса вырывались хрипы. Его трясло, как в лихорадке. Несколько раз вырывался плач.
Петра прижимала его к себе.
Она гладила его по голове, пыталась поймать взгляд, вытирала его слезы — он трясся всем телом как осиновый лист, взгляд метался по земле. Он выдавливал всю накопившуюся в нем боль. По-другому ее было не выразить.
Растерянный Брайан на коленках пополз к нему. Он смотрел на Джеймса и Петру, которые никак не могли унять слез. Так они и сидели. Лорин начала мерзнуть и обхватила себя руками.