Брайан долго сражался. И наконец победил.
— Я думаю, почему на то, чтобы правильно задать вопрос, ушло тридцать лет, Лорин, — тихо сказал он.
Она долго стояла не шевелясь.
Солнечный свет окружал ореолом его голову, море постепенно темнело.
— Но если бы ты спросила раньше, я б не знал ответа.
— А теперь?
— Теперь? — Он поднял воротник. — Теперь я свободен!
На мгновение он замер. Потом поднял руку и положил на плечо Лорин. Осторожно прижал к себе и держал в объятиях, пока не заметил, что она расслабилась.
Он достал гремящую связку ключей:
— Ты не окажешь мне услугу, Лорин, — забери машину? Подберешь меня у поляны.
Он показал в сторону группы деревьев и отдал связку ключей:
— Я бы тут чуть-чуть постоял.
Когда она собиралась начать спорить, Брайан отпустил ее и повернулся навстречу ледяному ветру, постепенно усиливавшемуся. Когда она взяла его руку и потянула к своей щеке, он видел только тень. Уже спускаясь, она на секунду остановилась. Потом развернулась и позвала его по имени. Он смотрел на нее, а она нежно смотрела в ответ.
— Ты ведь больше не собираешься с ним видеться? — спросила она.
Утес простоит целую вечность. А для гордой возвышенности его эпоха лишь интермеццо.
Вдруг все осталось позади.
Пока за холмом заводилась машина, он откинул голову назад и слушал доносящиеся из прошлого ликующие крики, тонувшие в отзвуках и резко стихавшие.
Осознание, что для дружбы необходимы два человека, а для предательства — всего один, отступило, слилось с окружающим пейзажем и на мгновение замерло на острие утеса. И вот осталось лишь настоящее.
Двое мальчишек улыбнулись ему на прощание — а он, стоя в лучах заходящего солнца, улыбался в ответ, живой, открытый, цельный, готовый идти вперед.
Лучи завершили ленивый танец для последнего симулянта Дома алфавита.