Когда ветер на мгновение утих, Джеймс открыл глаза и встретился взглядом с Брайаном. Он просто ждал. В лице любопытства не было.
— Если бы мы сели в поезд, который ехал на восток, пришлось бы мне тебя из Сибири забирать!
Джеймс какое-то время смотрел на Брайана, а потом отвернулся. Судя по тому, как мерно бежал по небу его взгляд, он пересчитывал беспорядочно несущиеся облака.
Потом молча улыбнулся и отвернулся от ветра, запрокинув голову назад и подставляя лицо солнечным лучам.
Когда Джеймс оставил его одного, Брайан неподвижно стоял, наблюдая, как он шагает к дому в свете бледных лучей заходящего солнца. Джеймс ни разу не оглянулся.
Когда хлопнула дверь, звук — приглушенный и в то же время потусторонний — долетел до него спустя целую вечность. Брайан закрыл глаза и задышал полной грудью. Не хватало воздуха.
По телу волнами пробегала дрожь.
Когда он наконец опустил плечи, перед ним стояла Лорин.
Она смотрела ему в глаза так, как не смотрела никогда. Он осознавал, что смотрела она в самую глубину. Застегивая воротник, она попыталась улыбнуться.
— По-моему, рисунки поддельные, — сказала она, секунду помолчав, и провела рукой по волосам, проверяя, не растрепал ли прическу ветер. — Я посоветовала Петре отдать их на экспертизу.
— Я догадывался. — Брайан прислушивался к крикам.
Чайки проголодались.
— Не знаю, станет ли она это делать. Джеймс сказал ей, что продаст их. А еще он ей сказал, что сам все устроит, надо только подождать.
Для Брайана ее речь долетала отдельными кусочками. Тем не менее, соединяясь, слова обретали смысл.
— Он все устроит? — Брайан тихо вздохнул. — Все это даже отчасти знакомо.
Лорин взяла его под руку. Обнимая его, другой рукой она поправляла выбившиеся волосы.
— Нехорошо себя чувствуешь? — осторожно спросила она.
Он пожал плечами. С порывами ветра через край утеса перелетали брызги морской пены. В целом Лорин ошиблась. Но странным образом постепенно его охватывало именно такое ощущение.
— Чувствуешь, что тебя предали? — тихо спросила она.
Брайан порылся в кармане. Пачка сигарет оказалась под связкой ключей. Он постоял, держа во рту незажженную сигарету. Ветер трепал ее, и она улетела. Ему показалась занятной формулировка вопроса. Он сам не смог бы его так просто выразить. Когда Джеймс повернулся к нему спиной несколько минут назад, вопрос был открыт.
— Чувствую ли я, что меня предали? — Щека задрожала, и он прикусил ее изнутри. — А что это за чувство? Я не знаю, каково это. Но обман я чувствовал. Все время! Это чувство мне знакомо.
Пронесшийся отзвук нарушенных обещаний вступил в борьбу с хорошим воспитанием и искусственностью манер, привитых в частной школе, понятиями о чести из взрослой жизни, всеми воспоминаниями о сплоченности — и свежим воспоминанием о спине Джеймса, удалявшегося в сторону дома.