— Имей ввиду, — тихо, чтобы слышала только я, шипит на ухо графиня, — я вижу тебя насквозь, знаю обо всех твоих планах и обязательно предоставлю королю все доказательства твоего гнилого нутра. А потом с наслаждением посмотрю за твоей персональной пыткой. Ты знаешь, что Эвин делает с теми, кто втирается к нему в доверие, чтобы потом ударить в спину?
У меня очень шумит в голове.
Если я немедленно не выйду, не глотну свежего воздуха — графиня, несомненно, очень обрадуется моему обмороку прямо ей в ноги.
— Надеюсь, — говорю слабым. Но все же спокойным голосом, — вы преуспеете в любых ваших начинаниях, леди Рашбур.
Выхожу.
То есть, почти выкатываюсь кубарем, почти не разбирая, куда меня несут ноги.
Мысль о том, что нужно бежать, появляется в голове словно гость, которого ждали, но в какое-то другое время. В глубине души я ведь всегда понимала, что так все и кончится — не красивым маленьким домиком на дальних границах Артании, где никто не будет знать, что я — беглая сирота из монастыря плачущего, не тихой мирной жизнь с каким-нибудь добрым и не любопытным мужчиной, а бегством.
Бегством длинною в жизнь.
Плачущий, где теперь моя комната? Я же не могу бежать в одной сорочке, накидке и домашних туфлях?
Какая-то лестница вверх, в конце которой я оказываюсь в неосвещенном коридоре. Здесь так темно, что когда выставляю вперед руку — пальцы тонут во мраке. Наверное, еще недавно мне было бы страшно бродить наощупь одной, но после встречи с рогатым чудовищем… Вряд ли где-то там, в кромешной тьме, меня поджидает кто-то более страшный и опасный.
И все же, когда к моей руке прикасаются чьи-то пальцы, я с трудом подавляю вскрик.
А потом и вовсе не могу проронить ни звука, даже если бы хотела, потому что чья-то ладонь с силой зажимает мне рот.
Глава пятнадцатая: Герцог
В том месте, откуда меня выдергивает резкий дребезжащий звук, я как раз пытался рассмотреть стоящую около окна женщину с ребенком на руках. Проклятый солнечный свет как нарочно подсвечивал ее лицо, и мне оставалась всего пара шагов, чтобы заслонить ставню и увидеть женщину, которая отчего-то — я точно это знал — была хозяйкой в моем родовом замке и держала на руках нашего сына.
Я пытаюсь вернуться в сон, не разрешаю себе думать о реальности, но проклятый звук повторяется снова.
— Бездна… задери, — стону сквозь зубы.
Образ женщины истощается до едва различимого силуэта.
— Прости, прости… — скулит Ивлин. — Я не спала целые сутки, это все… нервы и… Хотела сделать перевязку и уронила… разбила…
Облизываю губы.
Жутко хочется пить.
Но еще больше попросить Ив убраться. Тот редкий случай, когда я жалею, что слишком хорошо воспитан для столь откровенной грубости.