— Поверьте, милорд, вы понятия не имеете о глубине моей кровожадности в отношении вас!
— Охотно верю, малышка. Но, может, ты все же не дашь мне умереть в паре метров от твоей кровати? Будет крайне проблематично объяснить тут появление моего трупа
Она всегда была благоразумной. Наивной, но не дурой.
И раз я в бессознательном состоянии, очевидно, наболтал себе на смертный приговор и взывать к чувству жалости не получится, придется уповать на то, что хотя бы голос разума в ее милой головке станет мне союзником.
Монашка сосредоточенно думает и очень громко сопит.
Вполне милые звуки, чтоб испустить дух под их аккомпанемент.
— Я помогу вам, герцог, но только потому, что Эвин вас ценит.
— О, вы невероятно великодушны! — Я даже не скрываю облегчение. — Вспомните еще о моих военных заслугах и вы поймете, что Артания вас не забудет!
— Шутите, Нокс? — подозрительно прищуривается она. — Значит, не так уж беспомощны?
— Абсолютно точно беспомощен. Так что, если соберетесь добить умирающего, заклинаю, не забрасывайте меня розами. Более нелепой смерти и придумать нельзя.
— Я учту это на будущее, — злобствует малышка, но все-таки решительно поднимается. — И так, милорд Нокс, что я могу сделать, чтобы вы пришли в чувство и избавили меня от своего присутствия?
— Дайте мне какой-нибудь костыль, потому что без посторонней помощи самому мне не подняться.
— Всего-то? — Она искренне удивляется и уже рыскает по комнате в поисках чего-то подходящего.
«А еще ты должна раздеться, — продолжаю уже в своей голове, — и я пока не придумал, как бы помягче об этом сказать».
Глава двадцать седьмая: Сиротка
Я не знаю, как это получается, но мне все-таки удается отвинтить одну из четырех стоек, на которых держится балдахин.
Радость, что Нокс жив и не торопится умирать, заставляет действовать быстро, не сомневаясь и не взвешивая.
Радость… и злость, потому что те его слова обо мне… Это все равно, что стегать и без того скачущую галопом лошадь.
Я ведь ждала слов о любви, чтобы ему пусто было!
А он… «голая», «стонущая»!
Взвешиваю в руке тяжелую деревянную палку, воображая, как было бы славно врезать ею герцогу, чтобы все эти похабные словечки вылетели из него вместе со звездами из глаз
— Выглядишь весьма воинственно, — слабо посмеивается Нокс.
Я мысленно выдыхаю, напоминаю себе, что он вполне жив, хоть и выглядит не краше покойника, поворачиваюсь и кладу палку к его ногам. Потом отхожу на безопасное расстояние — кто его знает, на какое расстояние действует «подарочек» Эвина.
Рэйвен, опираясь на палку и на стену, медленно поднимается на ноги. Бледнеет, издавая глухой стон. Я рвусь к нему на помощь, но в последний момент спотыкаюсь об реальность, в которой нам нельзя друг к другу дотрагиваться.