Ветка, Иветта Арнольди, женщиной была эфемерной и породистой, от лодыжек до запястий. Итальянская аристократка по матери, с острым, похожим на морду добермана, лицом и повадками утомленной светской львицы, она протанцевала всю жизнь на сцене, но начала свою карьеру на арене цирка, откуда после домогательств буйного дрессировщика медведей срочно ушла в Московский театр оперетты. Там-то с Лидой и познакомилась. Лида, увидев однажды фамильный фотоальбом Иветты, поразилась необъяснимой схожестью всех женщин в ее семье. Все эти одинаково породистые дамы были как одна, блуждающая во времени, появляющаяся то тут, то там в разных возрастах и обличьях. Миниатюрная черноволосая девочка — фамильные миндалевидные глаза, белые одежды — на руках у дебелой деревенской няньки; точеная красавица-акробатка в батмане — обтягивающее трико с блестками, фоном — яркая зазывная цирковая афиша; древняя прошловековая старуха, вострая и худощавая, монокль и длинное, с каркасом, глухое черное платье, позирует у резного кресла; молодая советская работница в косынке, в руке газета, в глазах уверенность. И все как одна — доберманши с вытянутыми лицами, выступающими острыми скулами и пронзительными черными глазами. И чуть устремленные вперед, словно только что что-то учуяли. Катя с Лиской Веточку очень любили, она была немного не как все, не от мира сего, изъяснялась странно, красиво, но не всегда понятно. Зато придумывала девочкам умопомрачительные костюмы из Аллусиных, Лидкиных или любых других подручных вещей. Это могло быть, скажем, платье в пол из сорванной кухонной тюлевой занавески с фижмами из махровых полотенец, парик, составленный из трех маминых и одного бабушкиного (в париках ходили даже те, у кого была наипышнейшая шевелюра) и с воткнутыми в него Робочкиными ручками и карандашами (от сглаза, как говорила Ветка). Лиску она заматывала в старинную шелковую скатерть, китайскую, с драконами. И в таком виде все втроем отправлялись в далекое кругосветное путешествие — кататься на лифте и провожать до двери каждого соседа, вежливо делая книксен. В общем, была Ветка чудесницей импровизации. Мама ее была еще жива, и они безумно походили друг на друга, словно один и тот же человек, но с разницей в тридцать лет.
Даже на Ольгу, глубоко порядочную и самую здравую из Лидкиных подруг, после одного случая страшно было оставить девочек. Оля жила в Мурманске, почему-то переехала туда из Москвы после войны и долго проработала в Доме пионеров, в кружке «Сделай сам». Так вот, она учила делать букетики из сильно накрахмаленных крашеных тряпочек, которые потом собирались в букетики-брошки и ни для чего другого не подходили, слишком махрились. Выйдя на пенсию, Оля перебралась обратно в Москву. Когда приходила к Лидке на Калининский, учила делать такие букетики и Катю. Сидели они вечерами на кухне и ваяли специальными инструментами с нагретыми насадками цветики — листочки-колоски, чтобы потом собрать их в незатейливый букетик на английской булавке. Основой стебельков служила медная проволока, которую очень трудно было достать, она ж нигде не продавалась. А на кухне у Крещенских такая проволока как раз торчала из стены. Оля и попросила Катю этот торчащий кусочек отрезать ножничками, нагибаться ей было уже трудно. Катя с готовностью и отрезала. Треск, взрыв, сноп искр, выбило свет на всем этаже, а Катьку чудом не убило, но сильно обожгло, хоть кольца ножниц и были предусмотрительно обернуты изолентой.