— Девки, самый лучший конкурс был тогда в кочегарке в Леонтьевском переулке, где подрабатывал Жорка, помните? — Надька закинула взгляд на окутанную туманом лампу и, сложив мощно накрашенные губы в трубочку, медленно стала выпускать неиссякаемую струю едкого беломорного дыма. — Это какой год был, 1933-й? Или чуть позже? Неважно, но лучше конкурса я не припомню! Ни на Пионерских прудах, в мастерской художника, ни в Малаховке у хромой Фихер, ни даже на сцене «Летучей мыши» во время ремонта, когда Мишка в оргазме упал со сцены, вот уж как там было жарко! А тут такой непередаваемый амбьянс, пекло, горы угля, возбужденная и потная публика, все в саже, полураздетые, да еще эта бешено клокочущая печка…
— Как она гудела тогда, этот страшный звук! Казалось, что все взорвется, казалось, опасно было даже проходить мимо, — вставила Лидка и хряпнула коньяка. — Кому еще налить?
— Мне можно, — разрешила Павочка, протягивая уже неоднократно опорожненную рюмку, — хотя и не люблю его. Но люди ж делали, старались. Меня тут научили айвовое вино делать, вот где чудеса! С одного стакана видна Земля с Марса!
— Павка, не отклоняй меня от темы своей астрономией. Сбиваешь! Нужно же амбьянс передать! — гавкнула Надя и продолжила: — О чем это я? Ах да-а-а-а, печка тогда добавляла, конечно, и в постановку, и в обстановку. И создавала вполне музыкальный шум, хотя тогда были еще и скрипка с барабаном! — Надька уже вся оказалась там, в своих жарких далеких воспоминаниях. — Первыми, прям как сейчас вижу, вышли Наум и Эстер, девка та еще, скажу я вам, совсем больная, просто помешанная на койке, несмотря на то что была изумительно юного возраста, помните? Родилась, наверное, уже такой озабоченной.
— Кто ж ее не помнит, — оживилась пышнотелая Тяпочка и улыбнулась, хотя улыбка уперлась в пухлые нарумяненные щечки и не смогла расползтись дальше. — Я сама ее сторонилась, она на все, что двигалось, смотрела с вожделением, даже на карлика из шапито, которого сама же потом в подсобке и изнасиловала.
— Что значит изнасиловала? — попросила уточнить интеллигентная Веточка.
— А то и значит, что сильнее его была, может, скрутила как-то, может, другим манером, она не уточняла. Физически сильнее — и все! Ну вы все это и сами прекрасно знаете, что я вам тут сейчас ликбез буду устраивать! — и она нервно затеребила крупные янтарные бусы, которые носила «от щитовидки» на полной розовой шейке. Ей точно было что вспомнить.
— Карлик еще куда ни шло, вся ее половая биография вызывала кучу вопросов! И ведь ни разу на вранье не была поймана! — хлопнула себя по коленкам Надька.