Каждая из дам по-разному воспринимала происходящее на тех давних подпольных встречах, но для всех для них эти выступления были именно художественными спектаклями, стремлением к творчеству, поиску, свободе и красоте, и ни одна, даже Пава, не считала эти акты оргиями, смертным грехом или развратом. Творчество. И точка.
Лидка же была уверена, что проводили они не просто какой-то полушутейный конкурс, а некий сакральный ритуал, пусть немного дикий и странный. Гудящий огонь, открытая створка печки, черный поблескивающий уголь и эти двое, как жрецы, блестящие, словно покрытые золотом, в живом стонущем клубке. И их движения, словно пульсирующие в безумном гимнастическом припадке. Эстерка ей напоминала в том танце самку гигантского богомола с вечно поднятыми лапками с длинными коготками, которая нависала над самцом и своей жадной плотью ненасытно поглощала его, обреченного на смерть, зажевывала, вытягивала все соки, иссушала, уничтожала, знала, что тому уже точно не жить. Это смертельное соитие, эти природные магические движения были ритмичными и неотвратимыми, к тому же прекрасно музыкально оформленными зазывными Эстеркиными стонами и гортанными Наумовыми вскриками, почти рыком, словно ему чего-то недодали и он пытается забрать это силой. Ну и еще робкая захлебывающаяся скрипка да отбивающий сухую дробь барабан! Так, во всяком случае, вспоминала об этом танце Лидка. Она вдруг вышла из-за стола и встала сама в богомолью стойку, подняв руки с согнутыми кистями, словно чего-то все время с них стряхивая, и, немного выставив таз вперед, стала как-то сложносочиненно и очень поступательно двигаться в сторону Льва, во все глаза смотрящего на нее. Она отбивала каблуком в такт, подруги заулыбались, начали ей вторить и смачно подхлопывать в ладоши, одновременно еще и подкрикивая, как в Испании, когда танцуют фламенко. Лида под ритмичный и довольно слаженный топот неотвратимо и высокохудожественно приближалась к своей жертве, пока наконец Лев не выдержал, страстно вскочив со своего места, и почти в прыжке встал над ней, довольно сильно задев рукой люстру, но вовремя остановил ее, не дав сильно раскачаться. Он снова, на этот раз осторожно поглядывая наверх, вскинул руки и заходил вокруг Лиды, как молодой петушок, выпятив грудь и вышагивая одновременно важно и игриво. Лидка повернулась к нему спиной, и, совершенно не стесняясь шумных и разгоряченных подруг, прижалась к нему в танце всем телом. Павочка хмыкнула, поправила просветленные у корней волосы и демонстративно отвернулась, Надька вскочила и стала кружиться в нелепом папуасском танце рядом, да и Оля с Веточкой, румяные и нарядные от водки, принялись в такт гарцевать по комнате.