Шуры-муры на Калининском (Рождественская) - страница 75

Ветка не столько увидела их лица, сколько почувствовала состояние, невероятную волну, которая накрыла и ее, окатив горячим мощным потоком, и быстро, словно боясь спугнуть, проскользнула на кухню. По ее телу побежали мурашки, вздыбились какие-то потаенные инстинкты, которые находились в долгой спячке, но сейчас вдруг резко всколыхнулись и обнаружились совершенно явственно. Но она, конечно же, сделала вид, что ничего не заметила, и нарочито загремела посудой в раковине.

Хлопнула входная дверь, Лидка вошла на кухню к Ветке и тяжело опустилась на стул.

— Что-то я совсем в себе заблудилась, запуталась, что ли… — она подперла голову руками, а потом закрыла ладонями глаза, при этом продолжая улыбаться. — Какая-то милая тупость появилась в организме вместе с этим мальчишкой, все время такая блаженная дурья полуулыбка, заметила? Не монализовская, совсем нет, именно дурья, нежелание уже одной выходить за пределы дома, а только с ним, все с ним, какая-то легкая оглушенность, даже самой нравится… Совсем забытое молодое ощущение. С ним даже молчать хорошо. И я теперь поняла, что лучшее в жизни случается молча. Только вот пьет, конечно. Молодой такой и пьет. А Павочка, вижу, не одобряет?

— А при чем тут она? Кто вообще при чем? Это твоя жизнь, и никто не вправе тебе указывать, даже на что-то намекать. — Ветка встала посреди кухни в позе сахарницы. — А она все время что-то доказывает, все время встревает, науськивает! Даже меня пытается сбить с панталыку! Такое ощущение, что я ей не просто дорогу перешла, а прям туда-сюда всю жизнь перед ней бегала! Главное, ты внимания не обращай, пусть ворчит, она иначе не умеет. Ты сама должна ответить на вопрос, счастлива ли ты.

— Счастье, оно разное… Если ты здоров, дети-внуки здоровы — это уже счастье.

— Я ж тебя о другом спрашиваю, ты ведь понимаешь, — сказала Ветка.

— О другом… — Лида прикрыла рот рукой и на минуту задумалась. Потом подошла к крану и зачем-то вымыла руки, стряхнув капли и вытерев руки о фартук. — Это сложно объяснить, что ты меня вдруг спрашиваешь? Это же философия, а из меня философ еще тот, — Лида усмехнулась и поправила волосы. — Счастье же не что-то конкретное, оно относительно и состоит из мелочей. Человек, наверное, намного умнее, чем нужно для счастья. Когда есть о ком подумать, например. Когда есть кому подумать о тебе. Хотя… — Лида снова замолчала и закинула голову назад. — Когда ты любишь — вот, наверное, настоящее счастье, не тебя, а ты.

— Лидочка-а-а-а! Ветка! — как нельзя не к месту раздался Павочкин голос из комнаты. Ветку даже передернуло. — Куда-куда-а-а-а вы удалились, весны моей златые дни-и-и? — и совсем тенорком: — Что день грядущий мне готовит? Девочки, отчаянно чешется нос! Надо выпить!