Обеими руками обнимаю ее за талию, нарочно пару раз сжимаю, как будто подушку.
Вытягиваюсь во всю длину.
— Бухти мне давай, — подначиваю ее.
Алиса обреченно вздыхает.
И начинает читать.
Еще бы я слушал, что там происходит, хоть она очень старается.
Просто даже не замечает, что через пару минут как бы невзначай сначала просто кладет ладонь мне на лоб, постукивая подушечками пальцев, а потом, когда утыкаюсь носом ей в живот, начинает медленно почесывать затылок.
Понятно, что потрахаться с ней перед всем этим было бы вообще идеально, но прямо сейчас все настолько «как нужно», что я даже не могу представить, как бы еще хотел провести субботний вечер.
Мила всегда считала, что самое важное — секс.
Если мы поссорились — мне надо дать.
Если она что-то хочет — мне тоже надо дать, даже если я вообще никогда даже не пытался выстроить наши отношения на «рыночной» основе.
Если ей кажется, что у меня есть другая баба — мне надо давать особенно рьяно и часто.
А вот так просто, тихо и не пиздеть на ухо, как все херово — это было слишком сложно.
— Хммм… — сквозь легкую дрему слышу этот довольный Алискин звук.
— Что опять не так, Заяц? — На всякий случай покрепче сжимаю вокруг нее руки.
— Вы это сейчас мурлыкали, Бармаглотище?
— Тебе показалось.
— Да ну? — Мягко скребет по затылку, и я тихо рыкаю в ответ.
Заяц пищит от восторга, как будто случилось восьмое чудо света.
Пусть радуется.
Мне нифига не сложно.
Ей приятно.
Хули еще нужно?
Позже, когда снова засыпаю под ее выразительное чтение, сквозь сон слышу ту же самую мелодию телефона, на которую Заяц дергалась, как на тревожный колокол. Мысленно даю себе обещание, что если этот «мутный» не перестанет ей названивать, к хренам выброшу телефон куда подальше. Все равно у нее там экран в хлам, надо бы купить новый, а то что это за Заяц — и с трещинами на любимой звонилке в розовом чехле?
Но Алиса осторожно, чтобы меня не разбудить — я продолжаю делать вид, что сплю — встает, откладывает книгу и все-таки берет телефон. Выключает связь. Долго вертит телефон в руках, пока он снова не начинает звонить. На этот раз она все-таки выходит из комнаты, закрывает дверь, и я слышу ее очень сдержанное и сухое:
— Прекрати мне звонить, пожалуйста. Я не блокирую твой номер только потому, что взрослая и такой ерундой не страдаю.
Точно взрослая, Зай?
Меня заедает, что меня она блочила на два месяца просто в путь, вообще без разговоров. И за что? Просто за Милкин треп, который она льет в уши каждой бабе, в чью сторону я смотрел чуть больше положенных пары секунд?
— Я не знаю, о чем нам разговаривать… Не вижу для этого причины…