Все, что происходит в наши дни в Китае, покоится на фундаменте, которым является формировавшийся тысячелетиями культурный феномен, протяженная во времени и в пространстве история народов, населявших обширную страну, от лесов Маньчжурии до побережья Южно-Китайского моря, от пустынь Средней Азии до берегов Тихого океана, не только самих китайцев, но и уйгуров, чжуан, мяо, ицзу и многих других. Мы до сих пор не знаем всех тех внутренних связей, которые определяли и определяют характер развития этой цивилизации, не изучили ее сложного, многие века формировавшегося и совершенствовавшегося механизма политической власти и управления. С победой народной революции изменились классовые отношения в Китае, утвердились принципиально иные формы политической власти, но сохранились традиции, стереотипы мышления и поведения, нравственные идеалы и культурные ценности, которые и сегодня регулируют многие внутренние связи и отношения этого еще не до конца познанного и понятного нами общества.
Синтез старого и нового, архаичного и ультрасовременного — вот характерная черта современного Китая. Не изменившие своей конструкции за многие века деревянный плуг и мотыга по-прежнему являются главными орудиями труда в деревне, а студенты вузов и колледжей учатся работать на новейших японских и американских компьютерах. Мчатся по дорогам многотонные грузовики, а рядом натужно тянут лямку сухопутные бурлаки, медленно крутят педали велорикши. Подавляющая часть населения Китая продолжает заниматься тяжелым физическим трудом, а это в свою очередь, определяет общий уровень культуры, характер мышления, манеры поведения. Бедность, отсталость — и сегодня объективная реальность не только медленно меняющей свой облик деревни, но и городов, еще неспособных распрощаться с неустроенностью, теснотой, избытком рабочей силы, бескультурьем, неграмотностью, всем этим неизбежным наследием не такого далекого прошлого.
Китайское общество, как и любое, другое, многопланово и многолико, в нем легко обнаруживаются различные культурные, профессиональные, имущественные и прочие слои и срезы. Нельзя создавать образ типичного китайца (если таковой вообще можно сегодня создать), ориентируясь на поведение, может впервые попавшего в город крестьянина, так же как писать обобщающий портрет управленцев-ганьбу на основе нескольких столкновений с чиновниками-бюрократами и делать вывод о царящей в Китае нужде, повстречав нескольких нищих, попрошаек или бродяг. И если я пишу об этих фактах современной китайской действительности, это отнюдь не означает, что я намерен изображать настоящее Китая в мрачных тонах, хотя, вероятно, на фоне блестящих культурных памятников прошлого, ярких легенд и сказаний некоторые из этих картинок не выглядят особо привлекательными. В то же время я не хотел бы создавать у читателя и идиллического представления о стране, которое, не без влияния ярких красок туристических проспектов, складывается у некоторых почитателей Востока на Западе. Поэтому я старался быть максимально объективным в описании увиденного, в своих оценках, старался сдерживать чувства и эмоции, хотя удавалось это далеко не всегда.