Сунтао и народности
дун Юйпин. Численности населения района — около 3 млн., основное занятие — сельское хозяйство. Промышленность, кроме добычи ртути, практически не развита.
На протяжении веков северо-восточная Гуйчжоу была одним из центров проживания мяо, более мирных и «цивилизованных» (как их характеризовали ханьцы), чем их соплеменники на юго-востоке или северо-западе провинции, но отнюдь не склонявших кротко и безропотно свои головы под гнетом сменявших одна другую династий, под ярмом собственных и китайских феодалов, под натиском хлынувших на юго-запад китайских переселенцев. Тунжэнь стала ареной многочисленных выступлений аборигенов, среди которых наибольший размах, а соответственно и известность приобрели восстания 1795–1806 гг. в пограничных районах на стыке Хунани и Гуйчжоу, а потом целая серия выступлений мяо и китайского крестьянства в 50—60-е годы XIX в. Увидеть места сражений, а если повезет — и их следы, познакомиться с особенностями жизни и быта здешнего населения, попытаться прочувствовать саму среду, природу, воздух, в которых складывались условия для зарождения и развития мятежного, бунтарского духа, — такой была цель моего приезда в Тунжэнь. Мне кажется, эта цель была достигнута, а тон был задан развивавшимся поначалу вяло, чересчур официально и сухо, но потом, когда были нащупаны точки соприкосновения, горячо и заинтересованно диалогом на втором этаже гостиницы «Цзиньцзян».
Беседуем почти 2 часа. Сначала слегка натянуто: вежливые, ничего не значащие фразы, сглаженные интонации. Глухо постукивают фарфоровые крышки расписанных осенним пейзажем чайных кружек. Ли Мао на правах младшего с изысканной вежливостью, не уступая никому это право, подливает кипяток. Чай помогает наладить контакт и, кажется, согревает атмосферу. Постепенно разговорился Лун Юэчжоу, заместитель начальника отдела культуры. К волнующим меня вопросам он имеет самое непосредственное отношение: во-первых, сам по национальности мяо, и это его предки поддерживали неутихающее пламя народной борьбы в Тунжэни; во-вторых, занимается собиранием и публикацией легенд и сказаний мяо о героях и эпизодах повстанческих движений. К сожалению, у Луна сильнейший акцент, по сравнению с которым привычные мне шанхайские диалектизмы воспринимаются как чистейший путунхуа — пекинский диалект. Его бурный и сбивчивый рассказ о восстании Шилюдэна я воспринимаю с превеликим трудом, скорее эмоционально, ориентируясь на отдельные понятные слова и названия, чем следуя сюжету. И Ли Мао нелегко: роль переводчика ему явно не удается. Он просто не поспевает за быстрой речью увлекшегося рассказчика и к тому же сам не в состоянии справиться с его гуйчжоускими, на мяоской закваске, оборотами речи.