— Я сама прервала на некоторое время свою спортивную карьеру, чтобы не лишать шансов других игроков, — показала она на свой живот. Ей осталось всего несколько дней до родов первого ребенка, но это, кажется, нисколько ее не угнетает, наоборот, она подшучивает над своим положением. Муж ее тоже веселый, общительный. Он преподает историю, она — физику.
— Откройте секрет, где вы научились так хорошо говорить по-немецки? — спросил я у Мервиля. Он рассмеялся:
— Спасибо за комплимент. Вы и не поверите: в институте имени Гердера в Лейпциге.
— Что? Быть того не может! — Я не сразу пришел в себя от удивления: как можно именно в цитадели Саксонии научиться безукоризненно говорить на литературном немецком?
— И тем не менее это так. Правда, я провел там всего один месяц, ровно столько, сколько нужно для овладения основами языка. Остальное я постиг, путешествуя по вашей стране по методу автостопа.
Нет нужды говорить, что после этого неожиданного знакомства я мог фотографировать в колледже имени Милтона Маргаи сколько моей душе угодно.
Вообще, к моему удовольствию, круг моих знакомых во Фритауне увеличивается с каждым днем. Я и сам удивляюсь тому, что меня знает столько людей. Стоит мне остановиться и что-нибудь спросить у первого встречного, и я уже его хороший знакомый, с которым он потом радостно здоровается. А если я отвечаю не столь сердечно, на лицах появляется разочарование. Приходится все время быть начеку в дополнение ко многим другим обязанностям.
Когда я у сьерра-леонского торгового дома прохожу мимо торговцев масками, с которыми вел оживленные «торговые переговоры», они вскакивают с маленьких, обитых кожей табуреток и взволнованно кричат:
— Хэлло, м-р Ланге, подойдите поближе!
— Завтра, завтра! — отвечаю я, смеясь.
— А, завтра, о'кей. — Назавтра я говорю то же самое.
Два корреспондента с Фритаунского радио полдня возили меня на фургоне передвижной (радиостанции. Под конец они высадили меня на территории колледжа Фура-Бей и взяли у меня интервью относительно цели моего путешествия.
Но все это ничто по сравнению с церемонией, разыгрывающейся всякий раз, как я во Фритауне или его окрестностях встречаю Аки. При виде меня он, словно обезумев, изо всех сил жмет на клаксон. Видишь, хочет он этим сказать, добрый старый «Моррис» все еще бегает. В ответ я тоже сигналю что есть мочи. Держась как можно ближе друг к другу, мы высовываемся из окон и приветствуем друг друга так тепло, как если бы не виделись целую вечность. На самом деле мы встречаемся если не каждый день, то уж через день обязательно. Водители машин за мной и за ним сочувственно притормаживают, а нередко и сами вступают в концерт клаксонов и глупо радуются вместе с нами. Это всегда потеха.