Приток сельского населения в крупные города только увеличил армию безработных, что, естественно, не способствовало решению проблем, стоящих перед правительством. Большинство населения Дакара, составляющего около четырехсот пятидесяти тысяч человек, живет в пригородах.
Как только я вышел за черту города, вид резко изменился. Лачуги из жести лепились одна к другой, образуя настоящие трущобы. Каждый клочок земли между ними был использован. Сияющий блеск центра терялся здесь в нищенской тесноте жалких жилищ.
Из некоторых домов раздавались громкие звуки транзисторов. Меня окружала пестрая, суетливая толпа: мелкие торговцы, продавцы мороженого, воды, пирожков, овощей, портные, старьевщики. Одни имели здесь постоянные заведения, другие возили свой товар на тачках или носили перед собой на лотках и, с трудом пробираясь по узким, забитым людьми переулкам, криками призывали покупателей. У меня рябило в глазах от живописной пестроты одежд женщин, которые болтали друг с другом перед дверями своих домов. Условия жизни здесь весьма примитивные, но жителям этих районов приходится мириться с ними. В социальном плане наследие колониализма также далеко еще не преодолено.
«Дакар-матэн!», «Ле монд нуар!», — звенели у меня в ушах крики мальчишек, продававших газеты. Почти дети еще, они почитали за счастье иметь настоящую работу, хотя она приносила им едва ли несколько франков в неделю.
Перед широкой лестницей Дома правительства я разговорился с пожилым африканцем, заинтересовавшимся моим фотоаппаратом. На нем были красная феска и ниспадавшее многочисленными складками голубое одеяние до пят. На небритом подбородке пробивалась редкая серебристо-серая растительность. Нос венчали толстые роговые очки. Выяснилось, что он много путешествовал. В молодости он бывал в Берлине и Лейпциге и теперь вспоминал улицы и рестораны, которых давно уже не было или которые носили теперь иные наименования. «Вот, помню, Кристаллпаласт»…» Поразительно, что слава этих мест их пережила.
В порту полным ходом шла разгрузка «Розенорта». С десяток африканских грузчиков в поте лица своего работали в трюмах и на палубе. Грузовая стрела переносила огромные тюки на сушу.
Блестящие коричневые тела африканцев в мягком вечернем свете на фоне большой бухты были прекрасной натурой для моего фотоаппарата, которую я не мог упустить. Но грузчики, истые мусульмане, при виде направленного на них фотообъектива прекратили работу и, грозя мне кулаками и прямо кипя от ярости, осыпали меня ругательствами. Я испугался и счел за благо удалиться.