Май на Ольхоне не теплый месяц, а в этом году еще и ветра никак не успокаивались, словно пытались сдуть с острова надвигающуюся беду. На эти случаи в их хозяйстве имелась беседка, огороженная мягкими окнами, где туристы могли выпить чаю, пообщаться с обещанным шаманом, вдыхая чистый воздух Ольхона.
Ванжур остановился и, не выдавая своего присутствия, вгляделся в сидящих сейчас там людей. Он так делал всегда, потому как легче общаться, когда знаешь, с кем имеешь дело. Читал он людей просто, у всех было свое свечение. Хороший человек светился золотым светом, плохой и вовсе не имел этого свойства. Надо сказать, взрослые люди светились мало, годам к двадцати человек уже скапливал в себе множество грехов и нес их как тяжкий груз дальше, не зная, как скинуть эту ношу. Многим Ванжур помогал очиститься, и они возвращались с Ольхона, словно почувствовав крылья за спиной. Но иным он помочь не мог. Тяжесть грехов, словно клещ, въедалась в человеческую душу и, высосав из нее все жизненные силы, уже не давала шаману им помочь.
За столом сидели пятеро туристов и Айк, вот у кого было свечение ярким, ровным, словно у младенца. Увидев это, Ванжур одобрительно вздохнул. Странно, но особенное свечение он увидел не у своего правнука. Хотя, что удивляться, столько поколений уже его не было, ни у сына, ни у внучки. Словно оборвалось оно на Ванжуре. Именно поэтому отпускал он их в обычную жизнь с надеждой, что не настигнет их шаманская болезнь, ведь не было никаких признаков. Но ошибся, возможно, дара и не было, но кровь в них текла шаманская и потому все равно давала о себе знать. Шаманский свет, свет избранных шел совсем от другого человека. Причем он был не зеленого цвета, как у Ванжура, а изумрудного, переходящего в голубой. Таким бывает Байкал в самые спокойные времена. Он даже немного опешил от этого. Такого свечения от человека старый шаман еще не встречал никогда, а потому залюбовался, и предательская надежда, что человек этот появился на острове неспроста, плотно закралась в его душу.
У туристов, видимо, только закончился ужин, которым угощал их Алтан, и они расслабленно пили чай. Один из мужчин, с почти невидимым свечением, пел под гитару, тихо и очень душевно. На последних словах песни его свечение мелькнуло и сразу погасло, словно песня это был последний груз, что не выдержала его душа.
— Сердце, в желудок упав, превратилось в камень,
Кто-то настойчивый стал поворачивать память.
Остановиться надо сейчас, дальше опасно,
Точно по льду, меня юзом несет на красный.
Я себе навсегда запретил заходить за грани,