7 февраля. Четверг. Был генерал Кузнецов Вавил Алексеевич с рисунками для Благовещенского собора. Рассказывал о пребывании герцога Австрийского[722]. Потешил о Бюлере, который надоел ему притязаниями о местах за обедами. Он считает себя вторым лицом в Москве (первый должен быть Дашков) и потому очень сердился, что Нейдгарта[723] печатают в газетах выше его, хотя Нейдгард и придворный чин, но он Бюлер — д. с. с. и проч. и проч. Посему он написал в редакцию послание, в доказательство, что он выше Нейдгарта и привел весь свой формуляр. Очень обиделся, что австрияк поехал прежде в Воспитательный дом, а не к нему в архив. Обиделся, что эта поездка назначена была в последний день, а не в первые дни. Обиделся, почему его посадили за обедом во дворце не против принца, а в ряду. Он хотел, чтобы принц глядел на него, а он мог бы глядеть на принца. Вообще преследовал все мелочи, почему он не впереди.
Генерал-губернатор серьезно выговорил графу Орлову-Давыдову, за то, что в газете «Московские ведомости» было напечатано, что во дворце он сидел слева от принца, а Костанда справа. Вы говорит, не просматриваете публикаций, а я никогда и нигде не сидел слева. Это со мной случилось в первый раз.
Вавила неловко сказал, отчего я не просил, чтобы принц посетил Исторический музей. Я говорю, если б это был музей Винклера[724], то я бы очень попросил.
25 февраля. Понедельник. Князь Н. С. Щербатов говорит, скажу вам новость, хотя очень неприятную. Князь Долгоруков увольняется, на его место — великий князь Сергей. Будет вам тяжело очень. Говорю, душевно рад, но будет тяжело. Конец медвежьей берлоге. Надо вытянуться, бывать на выходах в соборах, на праздниках, в церкви и т. п.
27 февраля. Среда. Утром сочиняли с князем Н. С. телеграмму радости и оказались неумеющими. Написали так: «Великая Монаршая милость древней Москве преисполняет Исторический музей чувствами беспредельной радости о своем Августейшем председателе». Ничего больше не могли придумать.
6 марта. Среда. Не слышно, как возвратился генерал-губернатор Долгоруков. У Иверской не был. Толпы не было. Ура не кричали. Он, выйдя из часовни, не кланялся направо, лево и прямо, здороваясь с народом своим, как он все это проделывал до сегодня.
7 марта. Четверг. Прибыл временный генерал-губернатор Костанда к Иверской. Народ собрался. Кто-то крикнул, но он махнул рукой с кротостью доброй старушки. Затем сел в карету и стал ждать своего лакея, который, выпросив позволения, ходил прикладываться к образу. Совсем наивно, благодушно, не так, как по-долгоруковски.