Дневники. Записные книжки (Забелин) - страница 22

, но которые создают идеал. Человек до сих пор не разделил еще себе земли и ссорится из этого. Оно, конечно, смешно видеть порядочного человека, копающегося в песке, собирающего камушки и пр.

Когда злодейка судьба вас разнесет по белу свету
Неужли вы, мои друзья
Мои веселые студенты[64]
Неужли в суете миренной
Совсем не вспомните порой,
Про жизнь в Москве, про Пашков дом
Про наши скромные квартеры[65]
Про смех всегдашний перед сном
Про тьму табачной атмосферы
Про то, как Федор Александрыч
Клопов нещадно убивал
И как сосед Потап Иваныч
Нам часто ночью досаждал
И про фонарь, что так печально
в окно порою нам светил.

С сокрушенным сердцем, едва ли не с отчаяньем я гляжу на себя, на свои силы. Я теперь похож на того безумца, на того русского Икара, который, помните, во времена разрушения Московского царства и возрождения русской империи, объявил за собой государево «слово и дело»[66] — хотел улететь далеко от земли, далеко от всего, что только связывает, обезоруживает человека. Последствия его безумства известны, я в некоторых чертах похож на этого безрассудного. А Тантал? Я и на Тантала похож по несчастию. Под гнетом замыслов несовершимых душа моя ожидает дела, как пищи, как воздуха, которым она только и может дышать. И, страдалец, я не могу удовлетворить этой чудной потребности, я не в силах утолить эту пламенную жажду, от которой горят уста, сохнут очи, грудь хочет растрескаться. И ужели мне суждено с каждым днем, с каждым часом истаивать от такой мучительной и, признаюсь, очень тяжкой тяжбы.

Первая любовь ищет только высказаться, не разбирая на какой предмет падет ее выбор. Здесь случай. Мы после уже узнаем, что любили бог знает что — потребность любить, а не любовь. А эту потребность мы считали за самую любовь.

В порыве ревности, тревожимый сомненьем
С вопросом горестным стою перед тобой
Открой мне первое души твоей волненье
И первую любовь открой мне — все открой.
Скажи мне, на кого с участьем, с желанием
Застенчиво был взгляд твой обращен,
Кому ты принесла то сладкое страданье
Страданье первое — и сердца первый стон

Дурак! Чего ты просишь? О какой первой любви ты говоришь? Где она? Где ты ее заметил? Дурак! Разве может быть первая, вторая, третья, четвертая любовь. Она одна. Она первая и последняя, начало и конец, альфа и омега. Первую любовь так же глупо отыскивать, как глупо отыскивать в наше время между людьми первого человека, Адама. Любовь неделима, нераздельна.

22 января 1844 года. Хотел отдать письмо, но как-то не отдалось. Решился завтра непременно, во что бы то ни стало.