. По его словам, одним из действующих моральных начал в этом кружке был Николай Станкевич
[105] — лицо идеальное, высокое своими достоинствами. Это был корень, который питался в свою очередь Веневитиновым
[106]. В. П. отзывался о нем с величайшею похвалою, ставил его наряду с Xристом — Вот — Xристос! Гегелева
[107] философия была основанием. Религия и искусство — мир идеальный, вот где жили они: Станкевич, В. П. Боткин, Катков
[108], И. С. Тургенев
[109], Бакунин
[110], Клюшников
[111] — Феос, как его называли в шутку. Великий юморист, знавший хорошо историю и как Феос, объяснявший ее весьма оригинально. Вот ты, брат, надувал средние века, говорили ему. Да, надувал, отвечал Феос и т. п. Под стихотворениями своими он (Белинский) подписывался — Виссарион гр. Б. Мир искусства и религии занимал этот кружок вполне. Найти истину — вот задача. Работали, учились, читали, спорили, писали целые тетради друг к другу. Скоро увидели, что Гегель дошел до пол пути только, утверждал положительную религию, положительное государство (Англию). Между тем, как наши дошли до противных результатов и тем принадлежали уже к левой стороне гегельянцев..
Во время такой настроенности является Фейербах[112], с восторгом неописанным был он принят. На мир политический кружок смотрел свысока, как на нечто такое, о чем не стоит толковать. Поэтому он весьма косо посматривал на кружок Александра Иваныча[113], когда они познакомились и сошлись. У Александра Ивановича все было в политике, в политико-экономическом устройстве общества. Оба кружка друг друга восполнили. Александр Иванович начал читать и учить Гегеля, а Виссарион и К° — Французскую революцию. Событие громадное по своим вопросам, ужасающее своим уверенным бессилием осуществить эти вопросы. Виссариона кружок не любил фразы Александра Ивановича. Ему не нравилась эта вычурность выражения. После сошлись. Но несмотря на благотворные основы кружка, он погиб бы, как погибли многие кружки, если б не явился достойный его орган — Виссарион, который перенес в литературу и общество все выработанное этим кружком, и постоянно переносил все вырабатываемое. Кружок был исполнен идеального — все действительное он почти презирал, смотрел свысока. Попоек и обедов не было, даже водки мало пили, один чай.
Виссарион отличался непостижимою быстротою понимания, готовый всегда отказаться ото лжи, если только ему докажут эту ложь. — А ты, брат, наврал, и очень наврал. — Как наврал, врешь ты сам, докажи, что наврал. — Ты, брат, наврал — и после доказательства Виссарион, как ребенок сознавался, что наврал и в следующем номере журнала писал: мы прежде ошибались и пр.