Мы выбрали пастушескую трубку, украшенную змеиной кожей. Долго рассматривали кожаную шахматную доску с красивыми фигурками, вырезанными из кости.
— Вы только посмотрите, — терпеливо говорил торговец, подавая отдельные фигурки, будто лаская их. Остальные кивали в знак согласия и время от времени вставляли слово похвалы.
— Мне надо посоветоваться с мужем, — сказала я наконец. Шахматы были довольно дорогие, и у нас не было необходимой суммы.
— Конечно, — улыбнулся мужчина, — я знаю, как это принято в Европе. У нас деньги! у женщин, у вас они у мужчин.
Он немного подумал, потом завернул шахматы в кусок бумаги и вложил пакет в мои руки. Я могу показать шахматы мужу, они определенно ему понравятся. Если я их не возьму, ничего страшного. И добавил (слова эти остались у меня в памяти):
— До того, как вы примете решение, можете любоваться ими.
Договорились, что вечером он придет в ресторан, где мы ужинали.
Не знаю, были ли они разочарованы. Возможно, они ждали от нас большего, а для себя, значит, успешной торговли. Они простились с нами так, как будто были вполне довольны. И сразу же начали укладывать товар.
Вечером мы сидели на террасе ресторана под красными акациями. Перед входом остановился роскошный «Пежо», и из него вышел стройный мужчина в пестрой одежде. Наше внимание привлек большой значок партии ОТН и портрет генерала Эйадемы на груди.
Едва он сел за соседний столик, как прибежал хозяин и с вежливым поклоном поставил перед ним бутылку пива.
Мы перестали им интересоваться и продолжали рассматривать шахматы. Мужу они тоже понравились, но цена казалась завышенной.
И тут вдруг человек из-за соседнего стола на отличном чешском языке спросил:
— Простите, а сколько за них просят?
Можете себе представить наше удивление.
— Приношу свои извинения, что вмешиваюсь в ваш разговор. Я так давно не слышал чешской речи, — сказал мужчина с портретом Эйадемы.
Мы поинтересовались, где он так хорошо научился говорить по-чешски.
— В Брно, — сказал он, — я учился там, а здесь работаю ветеринаром. Разрешите мне к вам подсесть?
Он заказал пиво и попросил унести недопитые бутылки нашей кока-колы.
— Чтобы вы чувствовали себя как дома, — заметил он. — Это не пльзеньское, но пить можно.
— Вы говорите прекрасно, — сказала я ему.
— Правда? А знаете, за эти семь лет, что я вернулся в Того, я слышал чешский только от Вальдемара Матушки. Помните, «По старой замковой лестнице, по лестнице каменной»… — запел он. — Я привез много пластинок.
— А почему бы вам как-нибудь не приехать в Брно? — спросила его наша дочь.