На память мне невольно пришла подобного рода церемония, свидетелем которой я оказался на территории Уганды. Перед тем как засыпать покойника землей, вот так же посередине хижины, в рот ему засовывали тростник. И когда могила была уже засыпана, а пол основательно выровнен босыми ногами, брат умершего сильным рывком выдергивал торчащий из земли тростник. Так между ртом погребенного и поверхностью пола образовывался своего рода «тоннель», через который члены семьи умершего <и его друзья могли делиться с ним едой и спиртными напитками.
После поминок мне удалось приобрести немало музейных ценностей. В мою коллекцию попали почти все атрибуты старинного убранства воинов племени джолуо и среди них два выгнутых щита.
Утром следующего дня, сердечно простившись с джумбе, я уехал, воспользовавшись все тем же джипом.
— Почему собралась толпа перед той хижиной? — опрашиваю я шофера.
— Не знаю. Наверно, старик Олоу вышел с женой из хижины и знакомые приветствуют их.
— А что в этом необыкновенного?
— У них недавно родились близнецы!
— Но это тоже не такое уж редкое явление.
— По нашим обычаям после рождения близнецов родители не должны выходить ив своей хижины в течение двадцати дней. И только по истечении двадцати дней они могут появиться перед людьми и показать своих близнецов. Это происходит очень торжественно.
— Я вижу, что случаи для празднеств подворачиваются здесь довольно часто.
— Да, но самое большое торжество бывает во время свадьбы. Вот уж когда действительно едят всласть! Приходи, бвана, к нам на какую-нибудь свадьбу.
Ему легко сказать «приходи». Это за тысячу-то английских миль. А где взять автомобиль, деньги, время?
Сейчас я полон беспокойства о своем багаже. Багажник джипа до отказа набит изделиями кустарной работы. В основном это корзины, плетенные из лозы какого-то кустарника. А в корзинах — разноцветные, шитые бисером пояса, клыки гиппопотама, черно-белые шапки из шкуры зебры, всевозможные рога, рожки, султаны, плюмажи и бахрома. И все это богатство держится буквально на честном слове Ни упаковочной бумаги, ни шпагата в хижине джумбе обнаружить не удалось. Но меня заверили, что все превосходно уложено и ничто не выпадет.
Возвращаюсь я другой дорогой. Мне нужно успеть на пароход. То и дело я посматриваю на часы: пароход вот-вот должен отчалить. Я тороплю шофера. Он мчит, не различая дороги, которая оставляет желать много лучшего. Озера еще не видно, а ухо мое уже уловило три позывных сигнала. Чем все это кончится? Гони, дружище! Гони что есть сил!
Трап уже поднят, и матросы спускают причальные канаты. Провожающие машут платочками, и в этот момент мой джип въезжает на асфальтированную поверхность мола. Я выскакиваю из автомобиля, поднимаю голову вверх и, сложив рупором ладони, кричу капитану, прося прощения за опоздание. Он добродушно улыбается мне в ответ: