Становится все более шумно, сгущается мгла трепещущих крылышек. На веранду выходит кот. Теперь начнется охота!
Откуда-то издалека, из лесной чащи доносится грохот барабанов — они извещают о все еще продолжающемся торжестве обрезания. Я уже знаю, что через мгновение барабанный бой прекратится. Он не должен продолжаться более десяти минут. Это сигнал к началу танцев, или так называемой нгомы. И действительно, барабаны вскоре затихли. Воцарилась полная тишина. Сегодня ее не нарушит рычание львов — все они давно покинули эти места в поисках более спокойного и свободного от людей уголка.
Я смотрю на часы: десять часов — время, когда, по словам отца Лонжинуса, должна пройти попутная машина. И в самом деле, до слуха моего долетел какой-то шум. Машина идет как раз в нужном направлении. Я прислушался. Сейчас раздастся характерный скрежет тормозов. Шоферу уже пора бы заметить знаки.
Я отсчитываю секунды в состоянии крайнего нервного напряжения, но шум мотора не смолкает. Это настоящее издевательство надо мной и над тем почтенным старцем, что стоит на дороге. Как он, несчастный, должно быть, волнуется! А машина и не думает снижать скорости. Временами шум ее затихает, но потом неожиданно вырывается откуда-то вновь, еще более явственный и оглушительный, как будто приблизившийся вплотную. Грузовик то с воем взлетает в гору, то, наоборот, спускается в долину, и тогда шум его доносится приглушенно и мягко. Остался всего один поворот, и через какую-нибудь долю секунды машина должна вылететь на боковую дорожку миссии.
Я поднимаюсь с места, наклоняюсь так, чтобы мне была видна дорога, и, напрягая зрение, пытаюсь что-либо рассмотреть во мраке. Но вот свет фар прорезывает темноту, и огромное квадратное туловище грузовика, рыча мотором и бренча разболтанными металлическими частями, проносится мимо. Что случилось?.. Где же старик?
Не веря собственным глазам, с минуту я еще стою и прислушиваюсь. Шум мотора удаляется. Нет никаких сомнений в том, что машину никто не задержал.
Я сбегаю по ступенькам веранды и опрометью бросаюсь к дороге. Освещенная серебристым светом нарождающегося месяца машина исчезает за поворотом. Кругом ни души. Я оглядываюсь по сторонам. Старик должен быть где-то здесь.
— Эй, бабá! — кричу я во весь голос.
Никакого ответа. Я делаю несколько шагов вдоль дороги и что же вижу: в уютном углублении придорожной канавы, как на пружинном матраце, сладко спит «достойный доверия» сторож и часовой. Он спит безмятежным оном человека с чистой совестью, и его мерный храп разносится многоголосым эхом. Не зря же он взял с собой одеяло! Что же делать? Разбудить и отчитать нерадивого часового? Но разве это поможет? Ведь машину уже не вернуть, Несолоно хлебавши я возвращаюсь в свою комнату.