Внуки королей (Клемм) - страница 19

Один из парней рассказывает:

— Но на строительстве дороги, в двух часах пути отсюда, я видел машину, во-от такую большую! Она может толкать перед собой землю и камни, во-от так много сразу, сколько наша деревня за день не могла бы убрать.

Диавара стоит в стороне и беседует. Разговор идет на бамбара; в высшей степени сердечный, трогательный, как мне кажется. Не нашел ли он опять дядюшку? С сияющим взглядом он подводит к нам своего собеседника и говорит:

— Долгие годы я не знал, где он скрывается, и вот здесь наконец нашел его. Это мой двоюродный брат, он работает в деревне учителем.

Радость Диавары такая же бурная, как и его гнев.

В школе, которую мы посетили, как раз перед нашим приходом прошел урок морали. Учитель написал на классной доске четким аккуратным почерком: «Все люди появились на свет такими же, как я. Я никогда не буду злоупотреблять своей силой! и причинять страдания слабому. В игре я буду стараться никого не повредить, кто бы он ни был. Я не буду никого убивать, чтобы не стать убийцей».

Учебник истории

Наконец-то! Солнце, оказывается, заходит и на Верхнем Сенегале. Оно скрывается в реке, умерив наконец свой зной. Быстро меняет цвета небо: несколько минут назад оно было розовым, теперь по нему словно скользят золотые пальцы, а вот исчезает уже и розовое и золотое, будто их никогда и не было. Спускаются серо-голубые сумерки, наступает глубокая ночь.

Но жара остается.

Каждый вечер короткая бурная игра красок и света. Каждый вечер надежда на освежающую ночь. И всегда напрасно. И не только потому, что сбежавшие колонизаторы забрали с собой аппараты для искусственного климата: Каес на Сенегале — самый жаркий город в этой стране и один из самых жарких во всей Африке.

Идем спать. На углах улиц, словно на рождество, светятся лампочки торговцев. Но обильный пот, который приходится все время вытирать со лба, напоминает о жарком лете. В лавочках продают сигареты, велосипедные замки, разноцветные соки в бутылках, орехи кола и батарейки для карманных фонариков. Солнце, пыль и утомительная поездка по строящемуся шоссе нагнали на нас сонливость. Где-то в боковой улочке жалобно блеет изнывающая от жажды овца. С минарета кричит муэдзин — чистый, то повышающийся, то понижающийся звук. И тут и там барабаны: один ближе, другой дальше — в Каесе по вечерам господствуют тамтамы.

Они властвуют над этими вечерами и ночами. Их только слышат — видят очень редко; словно темнота имеет свой собственный, зовущий язык. Может быть, Африка по ночам говорит сама с собой? Хотя мы, чужие здесь люди, плохо понимаем язык тамтамов, но ритм их все же задевает наши чувства, манит куда-то и нас.