Ходили шуточные эпиграммы в адрес Льва Пушкина, так Соболевский «воспел» его, «храброго капитана», не имевшего подчас средств на дорогое шампанское:
Пушкин Лев Сергеич,
Истый патриот,
Тянет ерофеич
В африканский рот…
Любопытно: выражение «убить француза» означало пригубить стаканчик ерофеича после бокала французского вина. Оттого-то и бравый капитан Пушкин – «истый патриот». Ерофеич считался крепким напитком – семидесяти градусов, а то и боле, – настоянным на травах и кореньях. Название своё получил в честь иркутского цирюльника Ерофеича, вылечившего как-то созданной им горькой настойкой самого графа Алексея Орлова. Доктора рекомендовали пить ерофеич для аппетита по рюмочке-другой перед обедом, но Лев Сергеевич, как видно, тех благих советов не придерживался…
Пушкин пытался и в шутку, и всерьёз воспитывать младшего братца. «Третьего дня сыграл я славную штуку со Львом Сергеевичем, – делится он с женой принятыми им “строгими” мерами – Соболевский, будто не нарочно, зовёт его ко мне обедать. Лев Сергеевич является. Я перед ним извинился, как перед гастрономом, что, не ожидая его, заказал себе только ботвинью да beaf-steaks. Лев Сергеевич тому и рад. Садимся за стол; подают славную ботвинью; Лев Сергеевич хлебает две тарелки, утирает осетрину, наконец требует вина; ему отвечают: – Нет вина – Как нет? – Александр Сергеевич не приказал на стол подавать. И я объявляю, что с отъездом Натальи Николаевны я на диете – и пью воду. Надо было видеть отчаяние и сардонический смех Льва Сергеевича, который уже ко мне, вероятно, обедать не явится. Во всё время Соболевский подливал себе воду то в стакан, то в рюмку, то в длинный бокал – и подчивал Льва Сергеевича, который чинился и отказывался». И шутливо заключает: «Вот тебе пример моих невинных упражнений».
Бывало, старший брат с трудом сдерживал раздражение. «Лев Сергеевич очень себя дурно ведёт, – в сердцах восклицает Пушкин – Ни копеек денег не имеет, а в домино проигрывает – у Дюме по 14 бутылок шампанского. Я ему ничего не говорю, потому что, слава Богу, мужику 30 лет; но мне его жаль и досадно».
Расходная книжка поэта пестрит записями: «За Льва Сергеевича заплачено Дюме 220 р.», отослан долг в Варшаву – 830 рублей, «на проезд до Тифлиса дадено брату 950 рублей»…
Нет, не отказывал себе Лев Пушкин в удовольствии красиво пожить. Не имея средств, остановился в лучшей петербургской гостинице, что стояла на углу Невского и Екатерининского канала. «Вообрази, что он здесь взял первый номер в доме Энгельгардта, – пишет сестра Ольга супругу, – за который он платил двести рублей в неделю».