«Максим, больше некому, — легкая улыбка скользнула по покрытому морщинами лицу. — Мог ли я думать, что именно он станет моей надеждой и опорой?»
— Батя, привет! — сын мелькнул в проеме. — Я еды привез.
На кухне послышался шорох пакетов, хлопнула дверца холодильника, Максим появился в комнате:
— Распихал по полкам: сам разберешь или Татьяну попроси.
Высокий, крепкий, подтянутый, с ежиком коротко стриженных волос. В отличие от младшего сына-погодка, послушного и покладистого отличника, старший с рождения доставлял родителям одни проблемы: никого не слушался, дрался, отказывался учиться. И вообще: делал что хотел. А потому и садик, и школу отец вспоминай с тихим ужасом. Несмотря на то, что супруга работала завучем, среднюю школу сын вряд ли окончил бы — до определенного момента в дневнике были сплошные тройки и двойки. В старшие классы таких не брали, в лучшем случае удалось бы пристроить в какой-нибудь колледж. Если до этого не упрячут в колонию для несовершеннолетних.
И вдруг случилось чудо: сын занялся спортом, перестал драться, стал хорошо учиться и даже поступил в институт физкультуры. И на жизнь сам себе зарабатывал: с первого курса подрабатывал охранником в ночном клубе. Где и кем работал после института, Максим особо не делился, а Юрий Анисимович и не расспрашивал: самостоятельный, не хочет рассказывать, ну и ладно. Знал только, что продвинулся на охранном поприще, стал начальником. Вот и хорошо. Главное — денег не просит.
После того как сын стал жить отдельно, виделись они редко. Иногда Максим заезжал днем, когда родители были на работе, гулял с собакой, оставлял подарки к праздникам на тумбочке в прихожей. Нечастые семейные посиделки своим присутствием тоже не жаловал, объясняя: работа. Под этим предлогом отказался фотографироваться с семьей во время избирательной кампании матери, чего та ему так и не простила: не сын, а отрезанный ломоть.
И вдруг такая неожиданная забота об отце, ставшем инвалидом!
— Спасибо, сынок! — едва не прослезился Юрий Анисимович. — Если бы не ты…
— Пап, хватит, — остановил его сентиментальный порыв Максим. — Как Татьяна готовит? Доволен? Кстати, где она?
Татьяной звали новую сиделку. С прежней пришлось расстаться около месяца назад: отцу не нравилось, как та готовила. Точнее, не устраивала она его по другой причине: молчаливая, ни о чем с ней нельзя поговорить, так как ничего не знает. А ведь ему хотелось обсудить с кем-то те или иные события в мире, порассуждать, поспорить.
— За рецептами пошла, потом в аптеку. Готовит сносно, — скривился Обухов-старший. — Каши, супы разные… Только мне это уже поперек горла. Другой еды хочется, такой, как ты привозишь.