Конкретно на Ближнем Востоке многообразие исторически сложившихся и подкрепляемых традицией форм зависимости приводит к их взаимному влиянию, вследствие чего формы рабства здесь, как правило, мягче, чем на Западе, но зато другие формы зависимости все более приближаются к рабству.
Вместе с возникновением социального неравенства возникает и государство — механизм, который принуждает всех членов общества к соблюдению установившегося или, лучше сказать, устанавливающегося социально-экономического порядка и обеспечивает защиту от внешних врагов. В последнее время получили некоторое распространение теории о «доклассовом» государстве, выполняющем чисто организационные функции (орошение, внешняя торговля, накопление финансов, оборона). Однако сами же авторы таких теорий отмечают, что лица (вернее, группы), выполняющие эти функции, пользовались преимуществами в присвоении материальных благ (пусть даже с общего согласия), т. е. все-таки возникало имущественное неравенство. В целом все это напоминает знаменитый спор о том, что было раньше: курица или яйцо. Государство возникает не после возникновения классов и не до их возникновения, но вместе с их возникновением, т. е. происходит единый и синхронный процесс возникновения классов и государства. Процесс этот может считаться и основном завершенным, когда возникает право, приходящее на смену унаследованным от первобытности, сложным и нередко противоречивым обычаям.
Хотя на завершающей стадии первобытнообщинного строя могут возникать крупные союзы племен, первоначальные государства имеют, как правило, небольшие размеры и более или менее четкие границы. В такое государство входят одна или несколько общин, занимающих кусок пригодной для обработки земли в речной долине, ограниченный территориями, для обработки не пригодными.
Что же касается возникновения крупных территориальных государств, то его обычно объясняют необходимостью в централизованной организации орошения. Однако это объяснение противоречит целому ряду исторических фактов. В древности не существовало единых систем орошения или тем более регулирования всего речного потока Евфрата или Нила при помощи плотины, наподобие, скажем, нынешней Асуанской. Это было не нужно и технически невозможно. В действительности существовали многочисленные местные и независимые друг от друга оросительные системы, созданные в основном еще в эпоху «номовых» государств. Эти системы основывались на ряде магистральных каналов, а в Шумере также и на естественных ответвлениях русла Евфрата. (Воды Тигра стали использовать для орошения гораздо позже, так как Тигр имеет высокие берега. Из него нельзя было отводить воду самотечными каналами, пока не изобрели водоподъемные устройства.) Реки были чрезвычайно многоводны, так что конкуренции между местными оросительными системами из-за воды не могло быть (хотя, конечно, возможны были раздоры между общинами, расположенными на одном канале). Кроме того, если бы объединение мелких государств в большие было действительно полезно для общества, объединение, несомненно, было бы быстрым и прочным. В действительности же в Месопотамии объединительные попытки длительное время встречали ожесточенное и упорное сопротивление, так что для III–II тысячелетий до н. э. более типичным является не единство, а политическая раздробленность.