Когда старшина открыл глаза, боль действительно ушла куда-то внутрь, оставив в душе лишь ненависть и жажду мести.
В эти недолгие минуты перед его мысленным взором один за другим вставали отец, Мыкола Вовк, братья Михаил и Виктор, сложившие свои головы в первый год войны, его сгоревшая дотла родная станица, где заживо сожжена была его мать и красавица жена Оксана, где в колодец бросили его дочурок-двойняшек. С тех пор, как Степан узнал об этом, враг перестал существовать для него как человек. Он сказал себе: пока бьется твое сердце, казак, ни один фашист, очутившийся с тобой рядом, не должен больше никогда топтать твою землю.
Медленно, экономя силы, он подполз к двери землянки; опираясь на автомат как на палку, встал на ноги. Дверь была от него в полушаге, он чувствовал на своем лице теплый воздух, идущий сквозь щели между досок, ощущал запах разогреваемого супа из концентратов.
"Что, швабы, устроились с комфортом? Небось не ждете в гости кубанского казака Степана Вовка? Ничего, придется встретить!" Сильным ударом плеча пластун распахнул дверь, сделал шаг внутрь и, вскидывая к плечу автомат, прислонился к стене. Землянка была погружена в полутьму; в дальнем правом углу, отгороженном брезентом, ярко горела керосиновая лампа и виднелись две согнутые фигуры, сидевшие за столом. Вместе со старшиной в землянку ворвался ночной холод и болотная слякоть, было видно, как в открытую настежь дверь заползает белесый туман и, растекаясь по полу, быстро приближается к брезенту. Один из немцев поднял от стола голову, повернулся в сторону дверей.
- Курт? - раздался голос из-за брезента.
И тогда старшина нажал спусковой крючок. Не жалея патронов, он стрелял до тех пор, пока не повалились со стульев на пол обе фигуры и не разлетелось вдребезги стекло лампы. Он уже опустил было ствол, как вдруг сработало появившееся у него на войне обостренное ощущение приближающейся опасности. Вскидывая снова автомат, он мгновенно шагнул в сторону. Инстинкт самосохранения не подвел его и на сей раз: из-за брезента, из угла землянки, прямо с пола брызнула автоматная очередь. Пули ударили как раз в то место, где он только что стоял, а несколько из них даже зацепили его плечо. Но прежде чем старшина почувствовал боль, он уже стрелял на звук чужой очереди. Он слышал, как его пули впивались в деревянную обшивку стен землянки, как рикошетили они от встречающихся на их пути металлических предметов, как трещало и звенело разлетающееся во все стороны стекло. Он стрелял до тех пор, пока не опустел диск. И тогда, перезарядив автомат и включив электрический фонарь, он, держась левой рукой за стену, а в правой сжимая оружие, медленно двинулся к брезентовому пологу.