– Смотри, не передержи, – хмыкнул Хайме. – Надоест парню ходить забесплатно, как в самодеятельность, время зря терять и уйдет. Останешься ты без великого гения современности.
– Да, ладно, тебе, не утрируй, о гении никто речь не заводил, просто, признайся сам себе, мало у нас по-настоящему талантливых актеров и актрис.
То, что Ринне сказал лишнее, он понял через секунду.
– Конечно, мало, – горячо поддержал его собеседник. – А почему? Да потому, что главный режиссер театра берет в труппу девицу с улицы, даже не проверив, на что она годится.
– Хм, как-то ты двусмысленно выразился, Хайме, – пробормотал Ринне. – Я, между прочим, женат и жене не изменяю.
– А надо бы, – буркнул Тойво Хайме. – Тогда, возможно, не взял бы на работу Эльвиру Нокелайнен.
– Да что вы все прицепились ко мне с Эльвирой?! – теперь уже Ринне разбушевался. – Тебе она не нравится, труппе не нравится. Даже директор театра вчера что-то такое мне сказал.
Бедная девочка столько пережила. Приехала из Ленинграда в полном расстройстве. Пришлось лечиться от нервного срыва. И зря ты на неё наговариваешь, никто там из театра её не выгонял, она сама ушла.
У нас пока будет работать на ролях второго плана. А дальше будет видно. Время покажет.
Ринне поднял бутылку, повертел её, чтобы убедится, что она пуста.
Тарелки тоже уже опустели. Грибы. лосось, хлеб, все было съедено.
– Хорошо посидели, – сказал Хайме. – Сказали друг другу, все, что хотели сказать, теперь можно и по домам.
– Крепкие мужики, наши финны, – думала буфетчица, глядя, как принявшие на грудь по бутылке водки, режиссеры твердой походкой направляются к выходу. – Натренировались у нас в Советском Союзе. А те, что из Финляндии приезжают слабые совсем, две-три рюмки выпьют и с ног долой.
– Сашкец, знаешь, я заметил, что ты здорово изменился после армии, – как-то вечером сообщил брат, штудируя учебник.
– И в чем это выражается? – поинтересовался я.
– А во всем выражается, ходишь не так, говоришь не так, и вообще у меня такое ощущение создается, что не я учусь на медфаке, а ты. Ты каждый вечер так поглощен изучением своей роли, что не обращаешь внимания, что я у тебя спрашиваю. Вот сейчас специально тебя уже два раза спросил кой о чём. А ты ответил не задумываясь. Я на днях начал думать, что ты мои учебники читаешь, но того о чем ты говорил в учебнике нет. Специально проверил.
– Мда, и чего я ему, интересно, выдал? – подумал я, оторвавшись от надоевших рун Калевалы.
– О чём я хоть рассказал, – пришлось спросить мне.
Пашка усмехнулся.
– Я тут читаю этиологию язвенной болезни, так в учебнике написано, что существует несколько теорий её возникновения. Вот я тебя и спросил, какая из них главная. А ты сразу сказал, что микробная, хотя я не уточнял, что это за теории. Вот почему ты так решил?