– Нет, – медленно покачал головой Синан. – Не буду. Это было бы враньем. Знаешь, сын, ничто никогда не повторяется. Да, мы встречаем в жизни разных людей, но ни одна встреча не похожа на предыдущую. Не всегда удается прожить жизнь от начала и до конца с одним человеком. Мы переживаем расставания, знакомимся с кем-то новым, начинаем испытывать к нему чувства. Но новая любовь не затмевает старую. Она навсегда остается в нашем сердце.
Сын больше не фыркал и не язвил. Внимательно вслушивался в то, что он говорил, даже подался ближе. И Синан с нежностью подумал, какой он еще ребенок. Доверчивый, наивный, ранимый. И вместе с тем из груди поднялась новая волна ненависти к испорченной девице, которая посмела так поступить с его мальчиком.
– Помнишь первое время после смерти твоей матери? – продолжал он.
Барклай вздрогнул всем телом, черты лица его исказились. Синану казалось, что он движется в кромешной темноте, ощупью находит дорогу. Один неверный шаг – и может случиться все, что угодно. Но он должен был проделать этот путь, должен – ради своего сына.
– Я любил ее так, как только может мужчина любить женщину. Она была всем для меня – лучшим другом, самым верным товарищем, поверенным во всех делах, матерью моего ребенка. Моим домом, моей радостью, надеждой, юностью. И однажды всего этого не стало. Пережить ее смерть казалось мне невыносимым. Клянусь тебе, сынок, если бы не ты, я бы однажды просто заперся у себя в кабинете и всадил пулю себе в висок. И я бы сейчас соврал тебе, если бы сказал, что со временем боль притупилась. Что я забыл твою мать и не страдаю из-за того, что ее нет рядом. Нет, мне по-прежнему чудовищно больно, я скучаю по ней. К этому невозможно привыкнуть, Барклай. Но, знаешь… Со временем ты понимаешь, что жизнь все равно прекрасна. Да, даже вот такая, измучившая тебя, разбившая надежды, несправедливо растоптавшая твое счастье. Да, она уже никогда не станет, как раньше, да, к любой радости отныне будет примешиваться горечь потери, но жизнь все-таки будет. И она еще принесет тебе удачи, принесет моменты счастья, принесет надежду – в тот самый момент, когда ты будешь меньше всего этого ждать. Нужно жить, сынок. Потому что смерть непоправима, ее нельзя отменить. А все остальное еще можно попытаться исправить.
У Синана сел голос, он кашлянул, не зная, что еще сказать. Но слов больше было и не нужно, потому что Барклай, всхлипнув, вдруг бросился к нему, обхватил руками за шею и спрятал мокрое от слез лицо у него на груди.
– Ну-ну… Будет, мой хороший… – тихо приговаривал Синан, поглаживая пацана по спине.