Вечерами в плетеных креслах в саду «Фаэрлона» любили посидеть гости, которые жили в гостинице по две-три недели. Иногда к ним присоединялся хозяин. Изредка в гостинице останавливались «чистые» туристы, но хозяйка обычно старалась не принимать хиппи и искателей наркотиков. Она рекомендовала им поселиться в гостинице для молодых католиков на Чоуринги или в общежитии «Красный щит», где цены намного ниже. Одно время в «Фаэрлоне» находили приют армянские семьи, покинувшие Иран. Хозяйка помогала этим беженцам. Они подолгу жили у нее, пока не находили пристанища у каких-нибудь дальних родственников в разных уголках земного шара.
Гости собирались на лужайке перед гостиницей и, лежа в креслах, лениво переговаривались, перелистывали старые журналы, изредка прикладываясь к стаканчику джина с тоником или виски со льдом. Хотя у хозяев не было разрешения на продажу спиртных напитков, они смотрели на нарушителей закона сквозь пальцы, а в «сухой день», четверг, хозяйка сокрушалась, что гостям трудно: ведь тогда в городе закрывались винные магазины, приходилось довольствоваться пивом или отправляться в «Парк отель», «Риц» или «Оберой» на Чоуринги, где в барах нет ограничений для иностранцев. Здесь же, за каменной стеной гостиницы, ни гости, ни хозяйка не боялись полиции. Занятая более важными делами, калькуттская полиция не интересовалась, где, когда и сколько пьют иностранцы.
В «Фаэрлоне» большинство постояльцев были чем-то неуловимо похожи друг на друга. В основном здесь останавливались пожилые англичане того же возраста, что и хозяин гостиницы. Они приезжали, как правило, с женами, реже одни. В чем заключалось это сходство, нам не удавалось определить до тех пор, пока не пришла догадка — да ведь это же своего рода клуб, в котором собираются разные люди, чья жизнь была связана с этой страной, те, кто когда-то работал или служил в Индии! И тогда по-другому стали восприниматься их воспоминания о «старых, добрых временах», неизменный стаканчик виски или джина в конце дня. >()ни говорили не только о годах своей молодости, но и об удивительной, интересной Индии, которая сохранилась лишь в воспоминаниях, навсегда наложив отпечаток на их дальнейшую жизнь.
Здесь собирались те. которые некогда взяли на себя «бремя белого человека», люди с непоколебимой уверенностью, что принадлежат к расе, рожденной покорять, править и оказывать благодеяния. Тогда они верили, что их империя будет существовать вечно. Они говорили о тех временах, когда лихой офицер в кивере с плюмажем отважно скакал верхом во главе отряда сипаев в ярких форменных тюрбанах, отправляясь на задание, чтобы «по-отечески усмирить дикие окраинные племена», когда правительственный служащий колониальной администрации, обладая неограниченной властью, решал судьбы людей целого дистрикта, затерянного где-то в засушливых равнинах Декана. Сейчас, сидя на лужайке перед «Фаэрлоном», они вспоминали о пышных роскошных балах в гостиных лучших домов Калькутты.