Мы вновь увидели бескровные состязания на копьях, в которых узнавал» утренние репетиции. Столкновения щитов, сверкание железа, трясущиеся перья слились в переливающуюся разноцветную карусель.
После нового жеста короля начались индивидуальные танцы. Пыл разгорался. Противники старались превзойти друг друга. Копья слегка задевали голову или грудь. Зрители делали вид, что порой хотят разнять этих одержимых… Не знаю, по каким признакам присуждалась победа. Мамитуа подходил к побежденным и, словно настоящий император, ставил на них ногу!
Этот холостой разгул мужества длился два часа.
— Теперь, — сказал нам король, — хватит военных танцев; я хочу вам показать танцы, прославляющие наши свадьбы. На этот раз и женщины будут участвовать.
Прокричав приказ, он отвел нас в тень и дал народу время для подготовки. Раз уж король заговорил о свадьбах, я спросил, сколько у него жен.
— Только та, с которой я вас принимаю, — одной достаточно, если она хорошая!
— Наверно, ты сам хороший, если твои люди с радостью тебе повинуются?..
Он затянулся сигаретой, которую я ему только что предложил:
— Видишь ли, дружба — лучший способ править своими подчиненными!
На большой площади ждали только его сигнала. Копья сменили на длинные шесты, украшенные белыми куриными перьями, а щиты — на тростниковые ширмы. Дамы с привязанными к телу малышами и девушки нарядились в белые платья и тюрбаны. И всю эту человеческую массу удерживал в неподвижности взгляд короля.
Когда он поднял руку, вся толпа двинулась шагом пятью-шестью плотными шеренгами. Предводительствовал голый мальчишка, на каждом шагу ударявший по колену щитом, который остался у него одного, и он держал этот щит перед собой на вытянутых руках. Он задавал темп, постепенно ускоряя его. Мужчины шли за ним, размахивали своими щитами с перьями, как это делают тамбур-мажоры. Свадебный март окончился на краю площади почти скачкой. Этот танец должен был служить олицетворением любви: ведь и она становится все более и более экзальтированной — но меньшей мере мамитуа так думают во время танца.
«Парад любви» — такой бы титр дали этим кадрам американские кинематографисты. Очаровательно было это множество людей в белых одеждах. Прекрасные песни усиливали эффект.
И вновь пошли те же самые фигуры; опять начинали замедленно, а оканчивали в бешеном темпе. Наше внимание ослабло. Кордебалет в свою очередь тоже устал и умирал от жажды. Вскоре после полудня занавес опустился.
Мы рассыпались в благодарностях. Но, желая устроиться на ночлег в парке Крюгера, до которого было всего несколько оборотов колос, мы простились с Мамитуа.