— Известное дело, ты не рохля! Я сам убил льва в тех краях… лет тридцать назад. По чего вы, молодые, больше не увидите, так это того, что ожидало нас по возвращении с охоты в деревне наших загонщиков…
— Ну да! Мой слуга приводил меня к своим хижинам.
— Та-ра-та-та! Никакого сравнения. В «мое время» по было дураков искать их жилье. Так мастерски овамбо маскировались! Выпало, продираешься сквозь густой кустарник — и вдруг налетаешь на загородку: входишь в лабиринт, скрывающий соломенную хижину вожди. Многочисленные коридоры оканчивались маленькими площадками — для молотьбы, для хлебных амбаров, для пивных погребов. Удобные домики: низкие, с соломенными куполами крыш и глиняными стенками. Снаружи бывало сорок градусов жары, а внутри — всего градусов двадцать пять.
Его рыжий товарищ, у которого побелели лишь одни виски, несмотря на преклонные годы, всегда брал слово после человека со шрамом. Он сказал:
— Хорошие были времена… И когда мы приносили мясо, то нас принимали по-княжески. Индуба упаивал нас пивом. У него было одиннадцать или двенадцать жен, голых до пояса, со склеенными глиной волосами, куда вставляли кусочки коры, вырезанные в форме рогов. Может быть, потому в форме рогов, что старый вождь, несомненно, был рогоносцем! Его супруги были кокетливы, но не очень красивы.
Охотник со шрамом кашлянул:
— Хм! Свободны они были потому, что при женитьбе овамбо не платят за невесту и поэтому девушка чувствует себя менее связанной обещанием.
…Современный Овамболенд не похож больше на образ, представший перед нами в рассказах двух старых, опьяненных черным пивом охотников, когда в назидание молодым они вспоминали свою юность…
Невероятное богатство открытых здесь месторождений полезных ископаемых, ввод в эксплуатацию крупных медных и свинцовых рудников, где добывают также серебро, кадмий, германий, обеспечили работой десятки тысяч бывших скотоводов-овамбо.
Первобытнообщинный строй постепенно начинает уходить в прошлое…