Надвигалась ночь — самое благоприятное время для наслаждения бескрайним открытым пространством. Не было никакой преграды холодному ветру. Не возвышалось ни одного препятствия. Ковер из кристаллов соли скрипел под колесами. Мы не различали неровностей местности. Только ускоренный или замедленный ритм мотора сообщал, спускаемся мы или поднимаемся. В сгустившемся тумане я смутно различал очертания животных. Остановив машину, я вышел из кабины.
Очарование стало полнее. Мои бесшумные шаги не нарушали глубокой тишины. Легкость воздуха пьянила.
Пара канн и их оленята подняли головы и вновь принялись щипать траву, В другом мосте приплясывающие гну, такие раздражительные дном, равнодушно смотрели на меня. Один шакал в отдалении сопровождал нас. Чуть подальше шла гиена. Одни звери вышли из окрестных степей попастись, другие — съесть этих животных.
Мое движение по прямой линии без подозрительных остановок успокаивало животных. Я не беспокоил ни ориксов, смутно различавшихся на фоне холма цвета слоновой кости, ни самку бубала, кормившую молоком своего малыша. Зебры, которых я не раз вспугивал в буше, думали только о том, как бы наесться. А внезапное бегство далекой, неразличимой массы каких-то животных было, вероятно, вызвано очередным маневром льва.
Встала луна, оживившая Макарикари. Вся его поверхность искрилась. Этот пан в свадебном наряде был непостижимым феноменом в центре враждебного Калахари. В свое время в Финляндии меня заворожили бесконечные снежные пространства. Это впечатление повторилось под тропиком Козорога. Пейзаж был уже неземным, а словно какой-то девственной планеты. «Ночь — это обиталище…» — писал Сент-Экзюпери. Здесь, на соляных плитках, под кровом усыпанного звездами небесного свода, она была сказочным белым обиталищем.
У меня не было никакого ориентира. Да и как бы я его отыскал ночью?
Чтобы вернуться к машине, я попытался ввериться только инстинкту, этому шестому чувству, атрофировавшемуся у пас, по сохранившемуся у бушменов. Я свернул наугад, предполагая, что иду верно.
Туман сгущался. Я пересекал хаммам[12] посередине. Находившиеся неподалеку от меня стада антилоп стали возвращаться в пустыню. Придерживаясь избранного направления, вскоре я различил края пана. Там виднелось черное пятно. То были грузовик и банту, которому надоело ждать меня, он решил отправиться на поиски и сам заблудился!
Макарикари имеет около 100 километров в ширину при глубине 80–90 метров. Кроме пересыхающей Ботлеле на юге в него впадает еще одна река на севере — родезийская Ната с более регулярным стоком. Вся поступающая вода испаряется и отлагает соль.