— Джунгли, ну как бы вам сказать популярно, — это непроходимый зеленый ад. Они разрастаются с быстротой микробов и в то же время бесплодны, как камень; они притягивают к себе, как зыбучий песок, и вместе с тем отталкивают. Джунгли — враг всего живого. Они пожирают собственное порождение, и порожденное ими удушает их. Джунгли — это молох с невыносимо отвратительным зловонием продуктов разложения…
Так говорил нам в застольной беседе инженер Сингх. Мы сидели в ярко освещенной комнате в доме местного рпсозаводчика Раджа Кумала в деревушке Танглебин, что километрах в ста от Моулмейна. Оба его взрослых сына и дочь находились здесь же. Сингх работал на вольфрамовых рудниках в горах Тенассерима, в самых дебрях джунглей, и нередко заглядывал сюда, к своим землякам, чтобы отвлечься на время от дикой и суровой жизни. Он почти два года жил в джунглях и был по горло сыт ими. Об этом красноречиво говорил нездоровый цвет его одутловатого лица и слова, которые шли из самой глубины его души.
По словам Сингха, в джунглях Тенассерима и теперь водятся олени, дикие быки, кабаны, слоны, тигры, пантеры. Из редких зверей сохранились носороги и тапиры, встречаются крокодилы.
Рассказы Сингха разожгли наше любопытство. Назавтра было воскресенье, и сыновья Раджа Кумала уговорили отца пойти поохотиться в джунгли на кабанов. Предложили и мне присоединиться к компании, на что я откликнулся с величайшим удовольствием.
…Гасли последние звезды, таяли серые свинцовые пласты тумана над землей, яркий свет все шире разливался по синеющему небу. День вставал яркий, безоблачный, радостный. Мы шли по пыльной дороге. Вместе с нами шагали бой инженера — крепкий парень карен — и погонщик с мулом. На всех нашлось всего два ружья.
Навстречу плелись запряженные быками скрипучие арбы, в которых говорливые бирманки ехали на базар. Скрип арб далеко разносился в утреннем воздухе, а седоки с удивлением взирали на нас — чудаков, вздумавших провести воскресенье в джунглях. Вскоре мы свернули на узкую, хорошо утрамбованную тропинку и пошли гуськом между кустами бамбука и мелкой поросли, через высокую жесткую траву, скрывающую человека с головой.
И вдруг как-то сразу перед нами выросла высоченная живая стена темного, почти черного цвета — начинался тропический лес. Величественные деревья вздымаются, как башни. Их стволы в несколько человеческих обхватов переходят у земли в широкие доскообразные подпоры, без которых эти древесные колоссы рухнули бы наземь под собственной тяжестью. Подпоры прочны и гладки, как полированный гранит. Среди деревьев и под ними пышно, фантастически сплелась всевозможная растительность. Она заполнила все пространство, не оставляя просвета. Странное двойственное чувство овладело мной: мрачная глубина чащи отпугивала, а мерцающие в темной зелени яркие бриллианты цветов заманивали, очаровывали; лесные гиганты, увешанные гирляндами мха и лиан, придавали лесу вид торжественной величавости.