— Гражданин, — сказал я. — Вы кто?
Незнакомец озабоченно заглянул мне в глаза.
— Да что с тобой, Миша?
— Да со мной-то всё путём! — вспылил я. — А вот с вами…
Снова открылась внутренняя дверь входного тамбура, и послышался скрипучий голос начальника охраны:
— Привет, Петрович… В чём дело, Миш? Проблемы?
— Вот, — сказал я, протягивая документ.
Громадный костлявый Александр Никанорович вчитался, нахмурился.
— Спасибо за службу, — мрачно прогудел он. И снова повернулся к самозванцу. — А Миша-то прав. Просрочено удостоверение, Петрович. Непорядок. Займись давай… — Вернул ему корочки, дружески приобнял за плечи. — Как вчера на рыбалку съездил?..
И увёл его в сторону лестницы.
Я тупо смотрел им вслед. Смотрел долго. Ну не с ума же я сошёл в конце-то концов!
— Пока, дедуля! Чмоки-чмоки…
И мимо меня пропорхнула на выход давешняя нахалка.
* * *
Во-первых, удостоверение просрочено не было (я бы заметил). Стало быть, соврал Никанорыч… Зачем? А главное, кому? Мне?.. На проходной нас находилось трое… Получается, мне. Не этому же…
Пододвинул поближе листок с машинописным реестром телефонов, нашёл нужный номер, набрал.
— Здравствуйте, — сказал я, услышав «аллё», произнесённое писклявым девчоночьим голоском. — А можно попросить к аппарату Сергея Петровича?
— А папа ушёл на работу, — отрапортовала дочурка.
— Давно?
— Мам, давно? — заорали в телефоне, и вскоре детский голос сменился женским:
— Полчаса назад. А кто спрашивает?
— Неважно… — буркнул я и положил трубку.
Не допытываться же, в самом деле, сильно ли папа раздобрел за сегодняшнее утро и не выправил ли осанку!
Может, приняли на работу полного тёзку, однофамильца — и теперь у нас два Сергея Петровича Зарезина? Ну да! И должность у них тоже одна на двоих?
Чертовщина какая-то…
Разумеется, я знаю, что такое парамнезия. Это сейчас я вахтёр, а раньше-то и журналистом успел поработать, и редактором, и корректором. Все умные слова мне известны. Или почти все.
Ложная память. Собственно, любая память ложная, но… не до такой же степени!
Ладно, допустим, ложная. Почему тогда соврал Никанорыч?
Плохо, что нельзя покидать рабочего места. Побродил бы сейчас по учреждению, порасспрашивал бы кое-кого: померещилось, не померещилось… Да не могло померещиться, не могло! Кому ещё верить, как ни себе?
Разве что начальству…
* * *
Обязанности свои в тот день я выполнял машинально, в голову упорно лезло некое давнее воспоминание. Проходил я студентом педагогическую практику в пионерском лагере. Строгостью не отличался, разрешал, например, пацанам после отбоя рассказывать страшилки. Да и самому послушать было интересно.