«Гайдн» свернул в переулок к своей официальной квартире. Иногда он позволял себе ночевать здесь. Здесь его и подкараулил такой же, как он, киллер отдела с благозвучным музыкальным названием «Капелла»…
* * *
Аня взглянула на него пустым, ничего не выражающим взглядом — и вдруг этот взгляд прояснился до пугающего своей обнаженностью потрясения.
— То есть как.., убит? — выдавила она.
— Как-как, — бормочущей скороговоркой выдал Свиридов, — так, как вы рекомендуете мне презентовать мою скромную особу господам Страдзе и Бахтину. То есть пулей в лоб.
Он глотком допил свой кальвадос и договорил на одном коротком выдохе:
— И, судя по всему, убийцей была женщина.
— Почему вы так думаете? — быстро спросила она.
— Потому что я могу отличить женские следы от мужских.
Перед дверью луньковской квартиры натоптано, но только в одних следах отпечатки засохшей грязи, как после дождя.
Дождь прошел сегодня утром, значит, эта женщина приходила утром. Я, конечно, не Шерлок Холмс, но мне известен распорядок дня и привычки Лунькова — в такое время он просто не открыл бы незнакомому человеку…
— ..будь этот незнакомый человек мужчиной, — уверенно договорила Аня. — Надеюсь, вы не считаете, Владимир, что это я убила Евгения Александровича?
— Чтобы считать, нужны доказательства. У меня их нет, — невозмутимо сказал Свиридов. — Конечно, у вас могут быть некоторые мотивы для убийства Лунькова, например в случае, если вы вышли на меня не через него, а через какое-то третье лицо, а предпочли, чтобы я думал именно так.
В таком случае засвидетельствовать подлинность вашей вымышленной ссылки на него Женя может только двумя способами.
Либо ложью за деньги, либо своей красноречивой смертью. Как он и предпочел поступить.
Глаза Ани негодующе вспыхнули, тонкие ноздри затрепетали, и она приоткрыла было рот, чтобы, вероятно, достойно ответить на эту дерзкую выходку Влада, но он, предупреждая ее гневную тираду, тотчас же добавил:
— Конечно, я не ставлю под сомнение искренность ваших слов (пока у меня нет оснований подвергать ее сомнению, добавил он про себя), просто у меня такая несколько нескромная манера оперировать вслух возможными и даже невозможными толкованиями происшедшего. Все дело в том, что я все-таки не учитель в школе для умственно неполноценных детей, не слушатель сельскохозяйственных курсов и не священник на исповеди. Мне приходится отпускать грехи по-иному. Вот в чем загвоздка, Анечка.
Она неожиданно мягко улыбнулась и спросила, доставая из пачки последнюю сигарету:
— А вам никогда не приходила в голову мысль сниматься в кино?