Глава 11
«ДЖЕНТЛЬМЕН УДАЧИ»: ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ
Он позвонил Ане в восемь вечера и сказал, что будет ждать ее в ночном баре «Джентльмен удачи» ровно через час.
— Где это… «Джентльмен удачи»? — спросила она.
— Возле Набережной.., около памятника Льву Толстому. — Он подробно объяснил ей, где находится заведение, и сопроводил подробным комментарием едва ли не каждый шаг, который ей следовало сделать, чтобы туда попасть.
— Будь осторожна, — напутствовал он ее напоследок.
Аня некоторое время помолчала, а по-, том спросила:
— А в этом баре есть музыка?
— Разумеется.
— А то в прошлый раз в «Белой акуле» была очень красивая песня. Помнишь?
Конечно, он помнил, потому что слова, которые встречались в этой песне, стали последними, что сказала перед смертью Света, умершая у него на руках сегодня ночью. И еще — он прекрасно понял, что имела в виду Аня, упоминая эту песню.
— Ты помнишь? — еще раз повторила она.
— Да, я помню, — быстро ответил он. — Только я не люблю медленных грустных композиций. Надеюсь, что там будет другая музыка.
— Может быть. Значит, до девяти?
* * *
— А что за песню ты имела в виду, говоря Свиридову про музыкальный репертуар «Белой акулы»?
Аня коротко взглянула на развалившегося в кресле Олега и насмешливо ответила:
— Марш Мендельсона.
— Правда? — Он тяжело подался вперед и взглянул прямо ей в глаза:
— Я не шучу, Анечка. Что это была за песня?
Аня назвала первую попавшуюся ей на ум медленную композицию — Панфилов прекрасно знал, какого рода песни ей нравятся, и потому говорить совсем уж наобум не имело смысла и было попросту рискованным.
В этот момент зазвонил его мобильный телефон.
— Я слушаю, — сказал Панфилов. — Что-о-о-о?
Этот возглас так разнился с начальной репликой «я слушаю», что Аня вздрогнула.
Лицо Олега Борисовича, обычно невозмутимое, вытянулось и побледнело.
— Так.., очень хорошо.., замечательно, — наконец выговорил он, швыряя трубку на диван после того, как в течение примерно трех минут он слушал невидимого собеседника.
— Что-то не так, Олег? — тревожно спросила она, интуитивно чувствуя, что все то, от чего так изменилось выражение железобетонного лица Панфилова, может самым прямым образом касаться и ее.
— Да уж! — протянул он и повернулся к ней всем телом. — Твой работничек Свиридов, оказывается, не только пришил сегодня ночью обоих Страдзе и перекалечил всю охрану, но и взорвал на собственной даче трех моих людей. Чер-р-т! — Он схватился руками за голову, нервно помассировал мизинцами виски и продолжал: